она дружит со мной, чтобы ярче выделяться на моём сером фоне. Я не вникала в эту болтовню, видела её душу и понимала – Роми не способна на гадости. Но иногда наш покой и равновесие нарушались. Роми вдруг начинала жаловаться мне на свою внешность. Она сквозь слёзы сетовала на свои толстенькие щёчки, узкие глазки, приземистую фигуру. Я слушала всю эту нелепицу и успокаивала её: – Ты красивая! У тебя благородное, нежное, одухотворённое, лицо, очень стройная фигурка! – Кстати сказать, она оставалась такой до самого конца. Имела яркую, неповторимую внешность. Итак, я утешала её, а она вновь мне всё это повторяла. И однажды, не выдержав, я громко разрыдалась. Она успокаивала, спрашивала – почему я плачу? Я долго ничего не отвечала, задыхаясь от слёз. Наконец жалобно простонала:
– Если ты, такая миловидная, жалуешься на свою внешность, то, что же делать мне, бедняжке? Ведь я просто ужасна! Глазки узкие, как у китаянки, волосы, словно конская грива, лицо, круглое, как яблоко. Как же жить с такой внешностью?! Меня никто не полюбит и замуж не возьмёт! – расходилась я в самобичевании. Успокоить она меня долго не могла. После этого Роми уже не высказывала мне недовольства своей внешностью, и потихоньку копила деньги для меня, на пластическую операцию. Это был её секрет. Но я этим не воспользовалась.
Наконец закончились годы нашего пребывания в католическом интернате, и мы разъехались по домам. Мама Роми снималась в одном из фильмов и взяла на съёмки с собой свою дочь. Вскоре они уже играли вместе. Сколько радости обреталось в Роми! Она писала мне, что счастлива и обещала поговорить с режиссером, чтоб и меня взяли на киностудию. Но я знала, из этой затеи ничего не выйдет. Таких, как я, берут играть в кино, разве только на роль бабы яги. Конечно, я преувеличиваю, но миловидности во мне всё-таки маловато! Хотя я не урод. Даже по-своему, скорее приятная. Одним словом – обычная.
Как-то я очень соскучилась по ней и решила её навестить. Подойдя к дому, позвонила, никто не ответил. Я открыла дверь и вошла. Дома – безлюдно. Я уже хотела повернуть назад, вдруг услышала крик Роми и мужской вой. Я влетела в комнату, откуда шли звуки борьбы и стоны, увидела – отчим Роми повалил её на постель и старается сорвать с неё одежду. Она, сопротивляясь, дергала ногами, попала обувью ему в челюсть и укусила за руку. Он взвыл. Увидев меня, испугался и вылетел пулей из комнаты. Мы остались одни. Вдруг в дом пришла мама Роми. Услышав плач дочки, она подбежала к нам, и Роми ей всё рассказала. Тогда-то я и поняла, каково ей там жить! Мало того, что отчим грабил все заработанные ею деньги в кино, он ещё пытался к ней приставать… А ведь она уже была мировой знаменитостью! Немцы ею просто восхищались! Вспоминая этот случай позже, я подумала, разведенной женщине с детьми рискованно вновь выходить замуж. Эти господа сластолюбцы быстро могут поменять постель матери на постели её детей! Зря всё-таки Набоков написал свою «Лолиту» на соблазн сластолюбцам!