продумать, как делал обычно. Он настойчиво продолжал:
– А вот наш батюшка такой бедный! Недавно занял у меня в долг очень крупную сумму денег. Семья большая, доходы маленькие. Как ты считаешь, если я прощу ему долг и попрошу молиться о нашем здравии и спасении, дело надежное?
«Ох, ну как не понимает, что я занята? И так всегда! Вот наказание!»
Она раздраженно отвернулась, бережно положив зеркало на маленький яшмовый столик и, собравшись с мыслями, ответила:
– Я думаю – умный ход, предложи ему это. Но в ней усиленно работала мысль: «Нет, такое добром не кончится. Надо быстрее и надежнее припрятать то, что имею. Он все мое состояние промотает. Свои-то денежки, наверное, не трогает…» Но внешне она была спокойна и улыбчива. Оранций обрадовался ответу супруги: «Мариам – золото, – с восхищением думал он, – всегда понимает меня. Надо ей бриллиантовую диадему подарить ко дню ангела. А, может, воздержаться пока? И так трат много. Но приобретение драгоценностей тоже надежный вклад денег…»
Надев богатый наряд и сев в колесницу, купец покатил к жилищу бедного священника. Но что же это такое? Оранций увидел перед собой кособокий домишко, без украшений и колонн, скульптур и фресок, как было принято в приличных домах. Войдя в помещение, ужаснулся еще более…
Взгляд привлекли, помещавшиеся напротив входа, старые, полуразвалившиеся кресла. В центре маячил стол, осевший на одну ножку. На нем одиноко стояло небольшое бронзовое блюдо с крестом посередине и орнаментом по бокам. В правом углу комнаты находились: огромная амфора с ручками в виде дельфинов, некогда позолоченными, кувшин и ковш, служившие для омовения рук священника. В левом углу, прямо на полу, – обшарпанная глиняная посуда, покрытая зеленой и желтой глазурью с полу стёртыми рельефными изображениями.
«Позор! – мелькнуло у него в голове, – даже полок для кухонных принадлежностей нет, вот убожество! Видимо, очень честный…» И купец брезгливо поморщился.
Навстречу ему из боковой комнаты спешил сам священник. Высокий, худощавый, неуклюжий. И только одни глаза выделялись на бледном лице: выразительные, умные, страдающие. Будто он понимал, как смешон и неказист. Подрясник во многих местах заштопан, сандалии стоптаны. Право дело, на улице ему можно подать милостыню без сожаления. «Слишком честный, – вновь решил купец, – приспосабливаться не умеет. Ну и хорошо. Зато молиться за нас с супругой будет по-настоящему, без обмана,» – успокаивался Оранций, все более укрепляясь в своем решении.
Увидев знатного гостя, иерей смутился. Он не понимал, почему досточтимый господин пришел к нему. Уловив быстрый взгляд пришельца, оценивающего окружающую обстановку, батюшка густо покраснел, точно его уличили в чем-то недостойном. Казалось, ему стал мешать его рост, и он сгорбился, как подросток, быстро отряхивая чистенький подрясник. Из дверей начали показываться одна за другой любопытные мордашки, измазанных в еде детей. О чем-то весело лопоча, они с интересом