страшно, когда срывались в воздушные ямы. Замолчав, читала молитву «Живый в помощи Вышняго, в крове Бога Небеснаго водворится. Речет Господеви: Заступник мой еси и Прибежище мое, Бог мой, уповаю на Него. Яко Той избавит тя от сети ловчи, и от словесе мятежна, плещма Своима осенит тя, и под криле Его надеешися: оружием обыдет тя истина Его. Не убоишися от страха Нощнаго, от стрелы летящия во дни, от вещи во тьме преходящия, от сряща и беса полуденнаго…» (Пс.90) Всегда, когда чего-то боялась, читала про себя этот псалом.
Постепенно болтанка и страх отступили. Монотонно-однообразное жужжание в ушах, сердце. Утомившись, склонила голову к плечу супруга и уснула, держась за поручни кресла. В голове все перемешалось: явь, сон. Вздрагивая от напряжения, просыпалась, вновь впадала в забытье. Угнетала какая-то затягивающая в сонную тину дремота.
В одну из встрясок, сквозь полусон, увидела, что Славика нет рядом. Она отдаляется от него вместе с креслом вниз. Едва мелькнув, его искаженное и залитое кровью лицо, исчезло. Решив, что это галлюцинация, резко встряхнула головой. Нет, она не спала. Все куда-то катастрофически отстранялось. Ира падала, вжавшись, вцепившись в сиденье. Падала, падала, падала вниз, живая, перепуганная, дрожащая. Только молитва ручейком сбегала с помертвевших губ. Замерла, силясь что-то осмыслить, и не понимала. В голове бился страх. Потом сердце сковал ужас – лишь бы не выпасть из кресла и не забыть слов псалма. Она пролетала над тайгой – чужой, устрашающей, как ее теперешняя жизнь – пустая, бессмысленная…
Исчезли любовь, надежды, радость. Остались: отчаяние, ручки кресла, сжимаемые до боли, и молитва. Все кружилось и рвалось: воздух, сознание. Иногда казалось, что она произносит не те слова, иногда, что выкрикивает их на всю вселенную. Они оглушают, рвут перепонки. Потом опомнилась – ее никто не слышит, кроме нее самой…
Какой звук издает нераскрывшийся в воздухе парашют, устремляющийся вниз? Наверное, свистит, как ветер, гнущий высокие верхушки деревьев, как быстрый пароход, разрезающий глубокую волну или как детский мяч, подброшенный кверху, и возвращающийся в резком порыве обратно. Кто расскажет об этом?…
Холодный воздух обжигал глаза, лицо, тело, заковывал в ледяную сосульку. Сотрясал кашель, тошнило от головокружения и слабости, текла кровь из носа. Но она, не переставая, твердила молитву. Приближалась к земле – родной, желанной, загадочной. Внизу, вместо пугавших сосен, море зеленых берез. Они склонили веточки-руки и приняли ее, словно любимое дитя…
Мягко приземляясь, оседала в гибкую крону из листьев. Долго сидела, вмявшись в кресло. Все затекло и одеревенело, словно уже принадлежало не ей. Вырваться из объятий сиденья трудно – почти срослась с ним.
Стала слегка шевелить пальцами правой, левой рук, сжимая и разжимая. Потерла ладонями друг о друга. Обхватила правую ногу руками и резко отбросила вперед. Нога заскользила по земле, за ней вторая. Встала согнувшись, цепляясь за ветки. Распрямилась. Боль резко ударила в позвоночник. Ноги – ватные. Медленно отрывая их от земли,