Видел ли кто, чтоб в семье было ладно, да гладко? А в основном, как пили раньше, так и сейчас пьют. Как били, так и по сию пору бьют. И делают все по-молодецки, на славу. Пьют – себя не помнят. Бьют – чтоб мозги вторая половина потеряла. Смертным боем калечит пьяный мужичонка. Силы набирается демонической и уродует, уродует. До крови, до потери сознания. Женщина превращается в запуганное, странное существо. Дрожит, сердце замирает и молчит, молчит. Лидочку он бил, в основном, по голове. Ребенка ли кормит, второго ли. Разве что значит для изверга – детей своих пугает, мать их калечит? А Лида? Терпит. Только еще больше Богу молится, старательней угождает супругу. Даже непонятно, чьего гнева она боится больше – Божьего или мужнего. Может, жалела его, как только на Руси умеют, почти как свое больное чадо? А людям вид подавала – боится, чтоб не смеялись над несчастной горемыкой…
Даже повенчалась с ним. Но Господь, видя такое смирение, силы давал. Все-то ей нипочем. В храм ходит, в хате убирает: обеды вкусные варит, детей воспитывает. Кто не знает ее жизни, скажет: «Счастливая!»…
А вдруг и счастливая? Может, Ангел Господень спускается к ней каждый день и укрепляет своей дланью на терпение великое? Муж-то не работает, никакой помощи от него нигде – ни по дому, ни на огороде. Только затрещины. И крайняя бедность. Если б не мамочка, пропала бы с тремя детьми. Она на старости лет работала, их содержала. Бывало, придет навестить, а детки палец к губам прикладывают: молчи мол, папу пьяного разбудишь, все пропадем. Сердце кровью обливается – уроки, бедные, в туалете учат, от шума скрываются.
Сельчане недоумевали: откуда у Лиды берется это смирение, чем питается? У нее же на все один ответ:
– Господь терпел и нам велел…
Ей отвечали:
– Но Он же Господь! А ты – человек, где силу берешь?
– Он меня и укрепляет… Не пострадаем на этом свете, на том в рай не попадем…
Но вообще-то она не любила говорить про свое горе. Мужа ли боялась, стыдно ли было, редко кто и знал, догадывался…
Как-то совсем разошелся пьяный дебошир, избил Лидочку, голову пробил. Кровь из нее брызгала фонтаном. Дети, испугавшись, что мама умирает, стали кричать истошно, до посинения, выбежав на улицу.
Вызвали соседи скорую помощь и милицию. Лидочка лежала в хатенке навзничь. Длинные волосы разметались по полу кровавым заревом, юбка взлетела, словно кумач. Ни звука не издавала… Только правой рукой по полу водила. То сожмет в кулачок, то разожмет, словно руку ей только что отсекли. И та по инерции продолжает конвульсивно вздрагивать…
Когда приехала скорая помощь, она уже не дышала почти. Ни движения, ни стона. Соседи кинулись к ней – жива ли?
– Ах, изверг, что наделал, осиротил детей!
– Держите его, держите! Убежит до приезда милиции!…
Сильные мужчины скрутили его, как не вырывался. Лидочку в больницу увезли, а его в милицию. Пришел туда к ней следователь для дознания. Начал расспрашивать, что, да как? А она напрочь отказалась:
– Мы