Зоя потянулась к меньшему стаканчику.
– Два. – Кобзарь кивнул в сторону незнакомки. – Не видел ее тут раньше.
– Я тоже, – пожала плечами буфетчица. – Сидит скоро уже час.
– Одна?
– Одна. Ничего особенного. Что-то заказала, вышла, зашла… У нее проблемы, Олеж.
– Какие?
– Какие-то. – Зоя закончила делать первый кофе. – Хочешь, ты разберись.
– Почему я?
– Почему бы нет. Слышала, на войне был.
– Недолго.
– Без разницы. С девкой не то что-то, Олеж. Забрал бы ты ее отсюда.
Кобзарь совсем перестал что-либо понимать.
– Я тут к чему?
– Ни к чему, наверное.
– Наверное?
– Точно ни к чему. Но, Олеж, мы же люди свои. Разве нет?
– Мы тут все свои. – Он жестом показал на компанию за первым столом.
– Видишь. А она чужая. У девицы проблемы. Толчется тут, прячется от кого-то, не иначе. Вдруг найдут.
– Кто?
Зоя поставила второй кофе, легла грудью на стойку, дав этим понять Кобзарю – нужно наклониться ближе.
– Не знаю. Не мое дело. И не хочу, чтобы дело стало моим. Глаз у меня наметанный. С девкой что-то не так. Глядишь, завалится сюда какое-то одоробло. Начнут разборки, выяснять, кто кому чего должен. Убегает она от кого-то, разве не видишь?
– Перекинулся с ней парой слов на улице. Испуганной не выглядит. Немного наглой – есть такое.
– А наглость – она от страха! – Зоя перешла на громкий шепот. – Голос у нее дрожит. Олеж, я тут работаю скоро десять лет. До того – в другом месте. Но точно таком, если понимаешь, о чем я. Знаешь, сколько мне лет?
– Я не сватаюсь.
– У меня муж, зять и внуки, – прошипела она. – Слушай, я то и делаю, что разливаю водку людям. Не наливаю, именно разливаю, вот в такую тару. – Она с заметным отвращением кивнула на горку пластика. – Книжек не читаю, в газеты разве что-то заверну. Зато те, кто приходит ко мне, как книга открытая. Пусть впервые вижу того, кому лью, и никогда не увижу больше.
– К чему это все? – Кобзарь говорил, прикипев взглядом к девушке, которая и дальше старательно делала вид, что никого не замечает и ко всему равнодушна.
– К тому. Люди, Олеж, в таких местах пьют только по двум причинам: радость или горе. Даже они, – кивок в сторону постоянной группы, – никогда не просто так. У каждого чаще беда, чем счастье. Они не могут сидеть с горем сами, каждый со своим. Потому и держатся тут, что никто ни у кого ни о чем не спрашивает.
– Ты психолог, Зоя. Не знал.
– Теперь будешь знать. Говорю же: водку разливаю. У меня те психологи, из дорогущих больниц, могут поучиться. Курсы открою, еще и бесплатные. – И опять без перехода: – Случилось у девушки что-то.
– Пришла и водки заказала?
– Чаю. Вид, будто ее избили. Или гнались за ней.
– По глазам прочитала, что у нее проблемы?
– Это тоже. Но про трудности сама мне намекнула.
– То есть?
Зоя подалась вперед, выпрямилась.
– Спросила,