В том, что касается знаний, я превосходила детей своего возраста, его же образование оставляло желать лучшего. Однако оно принесло ему большую пользу, в том смысле, что, вынужденный слушать объяснения (хотя слушал он их невнимательно и понимал плохо), Мариус все-таки получал представление об этих предметах и мог говорить о них, не выглядя при этом смешным. Мой кузен отличался красотой, у него было имя и природный ум. Он умел поддерживать приятный и остроумный разговор. В свете Мариус пользовался успехом (он уже начал бывать в обществе). Бабушка позволила ему завести собственную лошадь и поддерживать отношения с нашими знакомыми в Тулоне и Марселе, куда мой кузен отправлялся время от времени. Его выход в свет имел в нашей провинции больший успех, чем ожидал Фрюманс со своей наивной добросовестностью, ибо хотя он и краснел из-за посредственности своего ученика и боялся за его поведение в обществе, Мариус получал в свете поддержку, завязывал отношения и всегда возвращался с такой дозой уверенности и даже апломба, что мы изумлялись. Мой кузен умел вести себя подобающе и приспосабливался к общепринятым обычаям с легкостью человека, ставящего правила превыше всего. Однако его замечательная светскость не мешала Мариусу показывать нам, как сильно он теперь скучает в нашем обществе и как ему хочется наконец нас покинуть. Видя его нетерпение, бабушка снова начала подыскивать своему воспитаннику какое-нибудь занятие. В некоторых благородных семьях в нашем крае все еще сохранилось предубеждение против торговли, промышленности и большей части свободных профессий. Молодой человек из хорошей семьи, если он небогат, может стать только моряком либо военным; но невозможно было стать военным, то есть сразу же офицером, как рассчитывал Мариус, а бабушка, зная его высокомерие и утонченность, не решалась предложить ему стать юнгой или солдатом.
Однажды, посреди полного штиля нашего существования, разразилась маленькая буря, о которой мне рассказали гораздо позже, поэтому я увидела ее последствия, не зная причины.
А причина была весьма прозаическая. Мариус, не испытавший до сих пор любовного влечения и слишком недоверчивый или слишком осторожный, чтобы вдали от нас ввязаться в какую-нибудь интрижку, вдруг стал беспокойным, рассеянным, взволнованным, почти мрачным. Он ненавидел Женни за то, что она ему не льстит, и, однако, в одно прекрасное утро попытался помириться с ней, сказав ей, что она хорошенькая. Женни пожала плечами. Мариус стал повторять ей это на протяжении многих дней. Не знаю уж, как она его проучила, но он очень на нее обиделся, а с Фрюмансом стал держаться высокомерно и даже нагло. Несколько раз в моем присутствии у Мариуса вырывались показавшиеся мне странными насмешливые слова о том, что Женни предпочитает высокого красавчика-учителя, которого он терпеть не может.
Однажды мой кузен явился на урок в охотничьем костюме и с ружьем в руке. Он принес свои тетради Фрюмансу.
– Будьте добры проверить их, – сказал он. – Сегодня я собираюсь на охоту.
Это