рукав, останавливает и меня.
– Слушай, я понимаю, что ты на него злишься.
Мы стоим на перекресте, горит зеленый, и людская волна обтекает нас, как прибрежный камень.
– Вчера он повел себя как мудак, не спорю. Он не должен был так с тобой разговаривать.
Я решаюсь поднять на него взгляд, он держит меня за рукав.
– Но его тоже можно понять – он в полном ауте от того, что произошло. Даже я не знаю, что с ним творится, он ничего толком не говорит.
– Откуда у него синяк на пол-лица? – я в кои-то веки не мямлю, разговаривая с ним. Аринкина смерть, кажется, многое во мне меняет.
– Не знаю.
Ой, правда?
– Они встречались с Аринкой в воскресенье? В день ее смерти? – Вот! Наконец-то я задаю вопросы! Ванька отпускает мой рукав и немного отстраняется. Он не хочет отвечать.
– Спроси у него сама.
Снова горит зеленый, и мы начинаем переходить улицу. До универа осталось всего ничего. В фойе мы разойдемся – Ванька, как и Макс, учится на курс старше, на технолого-экономическом факультете, на самом модном и дорогом отделении – «финансы и предпринимательство». Он пойдет в одну сторону, я – в другую, и маловероятно, что мы хоть когда-нибудь еще раз будем вот так идти вдвоем и разговаривать. После перекрестка я замедляю шаг, он – тоже. Мы безбожно опаздываем на третью пару.
– Спросишь у него, как же, – ворчу я. – Мне страшно ему на глаза показываться, этому неадекватному придурку.
Ванька усмехается. Почему всем так нравится, когда я ругаюсь? Аринка говорила, что моя милая внешность не сочетается со сквернословием, и когда я начинаю выражаться, то выгляжу, как ребенок, который нахватался в садике матерных слов и не понимает их значения.
– Не бойся, – отвечает Ванька. – Он больше тебя не обидит. Я не позволю.
Смотрю на него удивленно, и наши взгляды сталкиваются. Я смущаюсь и снова чувствую себя глупой гусыней, которая не может и трех слов связать – как всегда в его обществе. Остаток пути мы идем молча.
В фойе меня встречает Суханкин.
Мы с Ванькой мешкаем у гардероба, не зная, как распрощаться.
– Ну ладно, увидимся, – он улыбается, и я не хочу его отпускать. Суханкин подходит ближе.
– Настя! А я тебя жду.
Мне хочется повернуться и послать его куда подальше, а лучше просто молча дать подзатыльник. Кто дал ему право вести расследование Аринкиной смерти? С чего он решил, что может безоговорочно получить мой номер телефона, явиться в институт, подходить ко мне и расспрашивать с таким видом, будто мы все тут подозреваемые, а он один умный в белом пальто стоит красивый? Больше всего бесит, что отшить его не получится – вызывает лишние подозрения.
Я замечаю удивленный взгляд, который бросает на него Ванька, и кричу:
– Подожди!
Ванька замирает. Господи, какая же я дура.
– Я хотела сказать… Что.. – Что, блин? Дима стоит рядом и греет уши, я прямо вижу, как они увеличились и заострились. – Ты придешь на похороны?
– Конечно.
– Хорошо.