в коридорах ведомственной гостиницы царило столпотворение. Сарафанное радио привело всё бюджетное население города, их родственников и заезжих сродственников. «Специалисты из Москвы» устроили ажиотаж.
Я обязал своих подопечных, невзирая на неожиданный фурор, соблюдать формальную регламентацию: составлять минимальный анамнез и фиксировать способ применённой терапии. Правда, за отчётность «доморощенных колдунов» и «потомственную знахарку» Надежду Константиновну, которую мы за глаза называли «Крупской», я беспокоился особенно. Ну как, их отчёты о «порче и сглазе» или «гадании на кофейной гуще» мне потом оформлять в научные протоколы?
В небольшом перерыве в работе в мой кабинет зашёл Неведомский.
– Звонил Протасов. Вечером привезут дочь генерала. Он «попросил» её посмотреть нам с тобой вдвоём… Кстати, поздравляю, у тебя уже появились ученики, последователи твоего «уникального дара».
Сарказм Неведомского оторвал меня от стопки неоформленных анкет.
– Ты о чём?
– Не о чём, а о ком – о «Добчинском» и «Бобчинском». (Это Жора о Макарове и Лунёве, младших научных сотрудниках нашей лаборатории). Они же за тобой как приклеенные ходят, только что в рот не заглядывают. У меня на приёме посидят полчаса и сразу уходят к тебе. На других вообще ноль внимания.
– Завидуешь что ли? Иди лучше помоги Фирсовой. У неё у кабинета с утра очередь не рассасывается.
О Лунёве я знал ещё очень мало. В мою лабораторию он был зачислен по рекомендации Пушилина. Уже это было для меня достаточным аргументом. С Данилой Макаровым, как оказалось, мы жили в одном городе. Его дед – потомственный травник, настоящий деревенский знахарь. Благодаря Даниле я прожил на пасеке его деда всё лето и время сбора целебных трав. Он передал мне бесценные знания по «алхимической работе с живым и неживым веществом». Данила не имел отношения к медицине, но они с Лунёвым охотно учились и обладали пытливым умом. Поэтому я видел смысл тратить на их обучение азам биоэнергетики и время и силы. Кстати дед Макарова – Савелий Мефодьевич – стал прототипом Деда из трилогии «Рождения мага», которую я написал вовремя моей вынужденной эмиграции.
Уже под вечер, когда приём оставшихся желающих был перенесён на следующие дни, дверь моего кабинета распахнулись и вошла невероятно красивая девушка. Она принесла с собой облако какого-то диковинного запаха и совершенно неместное обаяние.
– Здравствуйте. Вы – Неведомский?
Мне показалось, что я засуетился, но скорее я впал в оторопь. До её вопроса я от усталости готов был уснуть прямо на кушетке. Но теперь чувствовал себя бодрым, как после контрастного душа и чашки крепкого кофе.
– Анюта?
Девушка вздёрнула брови и не стало ни каких барьеров для близкого доверительного общения, как будто мы давно – нет! – всегда знали друг друга. Анюта хмыкнула.
– А-а, Вы – Лучинкин! Это про Вас папа говорил, что Вы лечите одним взглядом?
Теперь хмыкнул я. Чувствовал я себя как ребёнок, которому только что подарили