пытался покончить жизнь самоубийством, а ты заливаешь мне про мою обречённую культуру речи! – зло отозвался молодой человек, выделив слово «парень» назло матери, после отвернувшись от Барбары, чтобы хоть как-то избежать ее пытливого взгляда.
Женщина прикрыла глаза ладонями, вновь качая головой. Да, Шарль прекрасно знал, что далеко не все родственники смогут свыкнуться с мыслью о том, что он встречается с парнем. Это даже звучит как-то неправильно и мерзко. Де Фоссе, например, пришлось потратить достаточно много времени, чтобы перестать кричать после каждой подобной мысли о своей влюбленности. Но Барбара переступала через все приемлемые границы. Она обратила свой протест против этих неправильных отношений на ненависть к Генри. И, если честно, это еще более отвратительно.
– Хорошо, я хотела поговорить не об этом, – ну да, конечно, Барбара разговаривает с кем-то, даже с родственниками, только когда ей что-то нужно от них. – Известны причины его глупого, безответственного и эгоистичного поведения?
Голос женщины дрогнул, а Шарль тут же сосредоточился, вновь поворачиваясь к матери лицом и проклиная себя за то, что не видел взгляда Барбары, когда та произносила эту фразу. Так, и отчего это она интересуется этим?
– Он болен, – потускневшим голосом отозвался молодой человек, – чего ты от него хочешь? Придумал себе какую-нибудь очередную проблему и решил, что пора заканчивать. В прошлый раз он, вроде, психанул из-за Хельги, с которой расстался три тысячи лет назад. Понимаешь, причина не всегда может быть логичной. Далеко не все его действия можно объяснить.
Барбара нахмурила брови и коротко кивнула головой, все еще выражая безразличие и равнодушие относительно Генри и разговора.
– Мне жаль, – ни капли искренности. – Если нужны будут деньги, то обращайся, – ладно, чего это с ней? Может быть, она связана с «самоубийством» Генри, поэтому теперь истинную аристократку мучает совесть? – Но все-таки, я думаю, что тебе стоит отказаться от этой глупой затеи. Ты можешь найти себе человека, который подойдет тебе гораздо больше. Посмотри, сколько девушек вокруг.
А нет, все в порядке, раз она вновь начинает эту тупую песню. Разве не ясно, что Шарль не может избавиться от своего сердца, которое жило лишь его образом, от мозга, в котором застыли мысли только о нем? Солнце! Генри – единственное солнце в жизни де Фоссе, несмотря на то, что причиняет столько боли. За самое лучшее приходится платить очень дорого, но Шарль всегда будет справляться с неподъемной суммой, потому что полученное гораздо важнее потерянного.
– Я гей, – тяжело вздохнул Шарль, объясняя эту простую вещь матери в тысячный раз. – Мне не нравятся девушки. А Генри я люблю.
– Это все твоя дурь, – уверенно произнесла Барбара. – Насмотрелся на людей, ежедневно шагающих по улицам. Кто вообще разрешил им заниматься этой пропагандой?
– Да прекрати ты уже! Дело не в пропаганде! Если ты нихера не понимаешь в этом, то заткнись, пожалуйста. Ты