кто они такие, и повел его к супругам.
Сэр Дэвид сказал Трой, что для него встреча с ней – это большая честь и прекрасный сюрприз, и спросил, правда ли, что она будет писать Великолепную Даму. Он предсказуемо поддразнил Аллейна, сказав, что им всем придется не совать свой нос куда не следует. Затем серьезно рассказал о неудобствах, испытанных за время поездки: если говорить начистоту, то она свалилась на него в самое неподходящее время, и если бы это был любой другой человек – тут он бросил на них хитрый взгляд – то он бы и не подумал… в общем, и так понятно. Он явно намекал на то, что «Чужестранке» лучше бы оказаться хорошим произведением.
Гостям предлагали сэндвичи с лобстером, паштет и миниатюрные закуски, которые мистер Шеллоу[27] называл «разные разности»[28]; шампанское лилось рекой. Сэр Дэвид сделал глоток, поднял брови, быстро осушил бокал и протянул его, чтобы наполнить снова. Точно так же поступали и все вновь прибывшие. Разговоры становились все громче.
– Предварительная подготовка, – пробормотал Аллейн.
И в самом деле, без десяти восемь у гостей испарились все следы усталости после долгого путешествия, и когда Марко, постоянно мелькавший тут и там, принялся звенеть в маленький ксилофон, ему пришлось делать это довольно долго, словно стюарду на корабле, который ходит по коридорам, созывая пассажиров на обед.
Бен Руби и мистер Реес начали тактично подталкивать гостей ко входу в музыкальный салон.
Двери были распахнуты. Публика стала рассаживаться по местам.
На креслах в передних рядах были разложены таблички с именами гостей дома и некоторых вновь прибывших, которых, очевидно, считали важными персонами. Трой и Аллейн сели слева от пустовавшего места мистера Рееса, сэр Дэвид и синьор Латтьенцо – справа от него, за ними расположился Бен Руби. Прочая элита состояла из дирижера филармонического оркестра Новой Зеландии и его жены, трех профессоров музыки из трех университетов, австралийского газетного магната и четырех представителей прессы – какой именно, не уточнялось. Оставшиеся зрители в количестве примерно пятидесяти человек сами выбрали себе места, а позади них по феодальной традиции расположился домашний персонал.
Голоса звучали громко и оживленно, и в салоне установилась атмосфера ожидания.
– Только бы они продержались, – прошептала Трой Аллейну. Она взглянула вбок на синьора Латтьенцо. Тот скрестил руки на груди и склонил голову к сэру Дэвиду, который излучал оживление и добродушие. Латтьенцо бросил взгляд исподлобья, увидел Трой и скрестил пальцы правой руки.
Вошли музыканты и стали настраивать инструменты; этот звук всегда заставлял Трой затаить дыхание. Свет в салоне погас. Занавес на сцене мягко засветился. Мистер Реес проскользнул на свое место рядом с Трой. Руперт Бартоломью вышел из-за кулис так незаметно, что успел поднять дирижерскую палочку прежде, чем его заметили. Началась увертюра.
Трой всегда жалела, что мало знает о музыке и не всегда понимает, почему