постепенно повышался, разлетался в прохладной тишине вестибюля «Будущих Жизней». Совершенно пустой. Они разогнали всех очередников, пациентов и персонал. Для нас с Калебом. Гвозди программы.
– Одного, стандартного. Нашего ребёнка выносит искусственная утроба, как положено.
Я кричала и колотила мужа. Вместо слов выходил рёв. Мне хотелось разбить его спокойное лицо, чтобы кровь брызнула на белый пол.
– Ты поставила подпись, – он схватил меня за запястья, – обратного пути нет.
– Ты, – слюна летела ему в глаза, – ты утаил от меня незначительную мелочь, да, Калеб?
– Мы же хотели ребёнка. Ты хотела. Только об этом и говорила последние пять лет.
– Но не такого. Не так. Родить… Рожай сам тогда своих недоделанных детей, – я осеклась. – Ты… ты разрушил мою мечту, мою идеальную семью. Хоть через задницу их рожай, я ухожу!
Я отвернулась от него, наткнулась на улыбающуюся Саманту. Калеб подошёл вплотную сзади. Они теснили меня.
– Ты позоришь нас. Везде камеры. Твои выходки могут стоить мне карьеры.
– Плевала я!
– Заткнись, Карен, – Калеб изо всех сил сохранял спокойствие. Я – нет.
Размахнулась с поворотом. Есть ли женщина, не желающая врезать мужу-козлу вот так, с разворота? По наглому, самодовольному, гладковыбритому лицу. Руку перехватила стальная хватка Саманты. Всё с той же улыбкой отвела удар от Калеба. Двумя пальцами. Чёртова бионическая кукла. Медсестра-болванка. С указательного пальца другой её руки вылез инъекционный поршень. Шею обожгло. Тело обмякло, перестало слушаться. Сознание таяло в наползающей тьме. Я падала в объятия Калеба, падала в сон.
– Это всё ради нас, Карен.
– Она просыпается, ещё дозу, – слова ползли вспышками по мутному стеклу. Время растекалось перед глазами радужными пятнами. Я успела выхватить тёмную чёлку под медицинской шапочкой, руку в перчатке, вынырнувшую откуда-то снизу, из-под зелёного покрывала на моих широко разведённых, вздёрнутых ногах.
Я вынырнула из планшета. Меня бил озноб и вместе с тем я бы не оторвалась от экрана, если бы текст не закончился. Папка дала мне желанную информацию. Не песни гимнов, не обрывки прошлого – мне открыли чужую душу. Женщина, жившая давно, точно до Взрыва, вела дневник. Кто-то сохранил его, счёл необходимым ввести в базу Ковчега, отчего-то подсунул мне. Словно услышал мои мысли, желание узнать больше. Я не просто читала, я видела Карен, чуть ли не была ею. Эмоции, хлеставшие из неё, переворошили мои собственные. Вместе с ней я влепила пощёчину мерзкому Калебу, сражалась с жутким, совершенно неудобным креслом, ненавидела Саманту. Сам факт существования женщины-робота поразил меня меньше, потому что я думала мыслями Карен. Неожиданно я прикоснулась к прошлому, которое так волновало меня. В том, что события эти происходили на самом деле, я не сомневалась. Она отражала и подтверждала слова учителя. Эти люди жили до Взрыва. В красивых домах. Они работали, строили планы на будущее, ездили на невероятных штуках по чистым улицам. Карен носила яркую одежду, туфли возвышали её над землей. Никаких