в этих отношениях не по своему желанию, ведь вы сами никогда не хотели полной свободы, так?
Хотя Анастасья и не думала требовать, чтобы Рафаэль женился на ней или даже жил с ней, но мысль о том, что он свободно встречается с другими… Что и с кем он делает, пока она открывает очередной филиал SOS World или проходит тренинг на другом конце света? По-прежнему ли он бывает у Марианны Обенкур? Вспоминает ли он вообще, что она, Анастасья, существует? Ей хотелось бы не думать об этом, но она не могла. Конечно, и у неё самой время от времени появлялись ухажёры – взять, к примеру, этого Томá из Квебека… Но если Рафаэлю было плевать, что она может оказаться в чужой постели, то она признавала только одну – его парижскую постель!
– Знаете, я чувствую себя как Анна Каренина в романе Толстого: она ушла от мужа к любовнику из-за большого чувства. Но её избранник страдал гораздо меньше, чем она, то есть фактически он чувствовал себя свободным, а она нет! Да, наверное, так и есть… Я всегда ревновала Рафаэля к разным женщинам, а особенно… – Анастасья осеклась, чтобы не произнести имя Марианны Обенкур: как бы доктор Гросс, наверняка следящая за новостями, не сочла её по-настоящему сумасшедшей!
Впрочем, помимо скандальной миллиардерши, были и другие. Полгода назад они столкнулись в Опере Гарнье50 с известной телеведущей, лучезарно улыбающейся блондинкой. Анастасья не могла забыть, как эта королева новостей смотрела на Рафаэля… О, это был хорошо знакомый ей взгляд – и так смотрели на него очень многие успешные и красивые женщины, вхожие в парижскую интеллектуальную тусовку…
– Вот видите, вы сами осознаёте свою проблему! – поддержала её психотерапевт. – Конечно, чтение на русском может помочь, ведь это ваш родной язык! Кстати, вы не знакомы с романом Батиста де Курзеля «Скифы снегов»? Он как раз о России. Блестящая вещь, рекомендую!
***
Борис любил Париж таким, какой он есть: с криминальными кварталами на севере, куда чужакам лучше не заглядывать, с пёстрыми этническими уголками, разбросанными по разным округам, с вылизанным туристическим центром…
И всё же существовало место, которое он не переносил, – шестнадцатый округ. Этот приют респектабельной парижской буржуазии вызывал у него отторжение: накрашенные вежливые старушки, чинно выгуливающие мопсов по узким тротуарам, чопорные мадам с благовоспитанными отпрысками, амбициозные молодые клерки… Дорогой, тихий, мёртвый квартал, почти лишённый растительности, если не считать, конечно, примыкающего к плотной городской застройке Булонского леса.
Оказавшись здесь много лет спустя, Левин смотрел на шестнадцатый округ другими глазами: оплот неизменности в меняющемся мире, где бастуют транспортники, бесчинствуют «жёлтые жилеты» и настенные надписи появляются даже на средневековых постройках. Наверное, он просто постарел…
– Месье Левин?
За его столик присел мужчина средних лет в зелёном клетчатом пиджаке.
Это был дядя Анри – профессор Антуан Фурнье, работающий в исследовательском центре SNRC в этом