опять свои пять копеек тот балбес вставил:
– А я раз слыхал, еще ране на Москве в мыльнях всяки-разны смеси курили. Из рогов коровьих. До памороков докуривались, мерещилася, вишь, сладкая жуть…
Тут не выдержали мужики. Залепили охальнику оплеуху:
– Дай ты, дурья башка, умным людям слово вставить!.. Хуже горькой редьки…
Притих, наконец – тот щербатый…
Помолчали для приличия.
Снова дядя Митяй промолвил смущенно:
– Вот и говорю. По-всякому пар-огонь люди пользовали, а нынче! Теперь, глянь-ко, с паром чаво сотворили.
И снова честный мастер спокойно ответил:
– Что ж с того. Без воздуха в мехах, что огонь раздувает, да без огня – ни одной кузницы не бывает. А оборону как держать от неприятеля? Без пороху не стреляют ни ружья, ни мортиры. И опять – огонь там. И тут так же…
– Как в Преисподней! Прости-Господи…
Тут уж заводской чуть брови густые сдвинул:
– Только здесь-то ничего бесовского нет! Человеку на то разум и даден. Для труда, и для знания! «… И если человек ест и пьет, и видит доброе во всяком труде своем, то – это Дар Божий …»
Эка, как закрутил! Даром, что мастер. Как диакон глаголет, право!
Супротив Святого Писания никто не посмел и слова вымолвить. Тут уж крыть нечем – давненько Господь человеку огонь даровал. И впрямь, рогатого поминать не к месту. Может, и правда – дело Божеское…
Парнишка тот несмелый снова голос подал:
– А коляску сию, что ж, дядечка? Ваши умельцы сотворили? Тутошние?
– Почитай, наши. Мастер придумал один. С сыном…
А ещё, замечаю я, завсегда окажется в разговоре такой, какому, что ни скажи – всё – «эка невидаль». Вот и сейчас нашёлся. Тот самый – сизый нос. Сам лыка не вяжет, а туда ж:
– Ссс-лыхал я про то дело… Грят, всё с Европы-Заграницы умык-нули. За тем и ездили туда. Иэээк! Из-вестно дела. Сваво ума нетути. Всё… чужим умом жи-й-вём!
Притихли мужички за столом. Взоры потупили.
У мастера аж глаза засверкали! Ждали люди, что заводской с одного удара так и вышибет дух из пьяного дурака. Так, вишь – нет.
Только и всего, что лишь миг глазами полыхнул. Недаром говорят: «Кто сдержан – умён тот».
Молвил мастер сурово:
– Что ж того – к умным ездить учиться!? Ан вот, теперь дома – сами сделали. И так англичане да немцы за глаза нас хают… Мол – будто мы туземцы для них какие, в перья ряженые. Словно нам до них век не допрыгнуть. Вот теперь пущай узнают, да языки прикусят.
Знать, пронесло пьянчугу. Воистину, Господь дураков любит!
Юноша тот сметливый, Алёшкой его звали. Поспешил он сгладить неловкость, что над столами повисла. Снова обратился к мастеру с вопросом:
– А как же будет, дяденька, имя мастера вашего да сына ейного?
– То не просто мастер, честный отрок. А Главный, вишь, Механик! Вот в какую силу мужик вошёл. И всё через труд свой да разуменье. Черепановы они. Отец – тот, значит, Ефим, а по батюшке Алексеев. И сын его – Мирон. Стало быть – Ефимыч.
Переглянулись за столами. То дело серьезное! Главный Механик