ее очередь. Мать новой Джейни как раз в этот момент звонила ей по телефону. Джейни услышала, как завибрировало в сумке. И тут же увидела, как поворачивается ручка на двери 209. Замок щелкнул, и за секунду, пролетевшую между щелчком и появлением отца, новая Джейни почувствовала, как откуда-то из самых глубин ее естества взметнулась надежда, отчаянное желание, такое знакомое и задавленное, боль прежней Джейни.
Она отшатнулась, увидев в дверях испуганное лицо. Спешно растянула рот в улыбке.
– Сюрприз! – воскликнула она, разведя руки в стороны. – У вас девочка.
Кожа у него была белая, как у Фреда Флинтстоуна, а мощными плечами и осанкой он напоминал быка.
Джейни услышала, как он (ее отец?) сказал:
– Ты рано.
Она притворно надула губы.
– Надо было дождаться тридцатилетия?
Новая Джейни улыбнулась с напускной отвагой прежней Джейни (той Джейни, которой хватило смелости отослать новую Джейни из дома, собрать сумку, пока мать на работе, помахать на прощанье из окна) и шагнула в квартиру.
Джейни сидела на одном конце дивана. Отец – на другом. Она чувствовала себя нелепо женственной, даже в своей далеко не девчачьей одежде: казалось, сама женственность кровью просочилась в эту смертельно-мужскую квартиру. Они разговаривали, вот так:
Он (избегая ее взгляда): Я думал, автобус приходит в восемь.
Она: Все нормально. Я люблю ходить пешком.
Он: Я собирался тебя встретить.
Она (часто-часто кивая и оглядываясь по сторонам): Нормально. Так, значит, вы здесь живете?
Он: Это временно, перекантоваться.
Она: Да? А дальше куда?
Он (утыкается в телефон): Подожди. Надо матери твоей позвонить.
Она: У нас диван почти такой же. Так чем вы занимаетесь?
Он: Ну, я в эсха.
Она (понятия не имеет, что это такое, и продолжает увлеченно кивать): Классно.
(Тишина. Кивание не прекращается.)
Даже его телевизор казался ей пережитком прошлого. У нее телевизора никогда не было. Все ее экраны были компьютерами разных форм и размеров. Она чувствовала себя так, будто в поисках отца совершила путешествие во времени, и он оказался кем-то с диорамы в Смитсоновском институте, до того устаревшим, что уже даже почти футуристским. И, что ужаснее всего, вид у него был такой, будто ему смертельно хочется уйти, будто он предпочел бы не иметь ни малейшего отношения к тому, что тут происходит. Он уже превысил сегодня свой лимит общения. Он не думал, что все будет вот так.
Он: Так ты говоришь, будешь пиво?
Она: Мне пятнадцать.
Он: Точно. Позвоню твоей матери (нажимает на кнопку). Гудки. (Поднимает палец.) Привет, она тут… ага… ага… (взгляд на Джейни) Э-э, да не, вряд ли… ладно… (Протягивает телефон.) Хочет с тобой поговорить.
Последнее, что крикнула Джейни матери в приступе ярости после того, как та сообщила ей, что все это время знала, кто ее отец, и после того, как Джейни