советской эпохи. Я, как и все, была октябренком, носила и пионерский галстук. То, что я другая, поняла в пятилетнем возрасте. Мы играли в прятки и, я, захотев, увидела сверстника, укрывшегося за стволом дерева. Зыбкая, серебристая фигура…
Положив ладонь на книгу, могла «видеть» изображения на картинках. Родители, наблюдая мои забавы, пугались. Но потом привыкли и даже спрашивали о погоде или товарах на рынке. Я была похожа на индуску, и меня дразнили «гадалкой».
К восьми годам меня знали, как умеющую видеть внутренние органы. Уже тогда я знала, кто находится за стеной и могла рассказать о прошлом человека.
Нас, пятерых, опутывали разными проводами, изучая мозг. Измеряли силу тока пальцев. Мне объяснили, что ученые хотят сделать прибор, излечивающий людей. Позже, догадалась, цели были иными… Мы воздействовали на воду, растения, животных.
Ученые – физики из лаборатории относились ко мне уважительно, называя сотрудником. Мы ставили опыты по дистанционному воздействию на людей. Я диагностировала и лечила, не зная фамилий и должностей участников экспериментов. А они называли меня по имени – отчеству.
После школьных занятий, за мной приезжала машина и увозила в лабораторию. Нашей семье дали квартиру в большом городе, и я гордилась этим.
Однажды за мной заехал сам профессор Горский.
– Света! – сказал он после некоторого смущения.– Ты умная девочка и понимаешь, что на исследования нам выделяют деньги. Это и дорогие приборы, и зарплата сотрудников… В общем, прошу тебя «посмотреть» человека, от которого зависит финансирование проекта. Он из партийного руководства…
Мы приехали в большую квартиру с иностранной мебелью. Мужчина был толстый, неприятный. Он цедил слова и смотрел на Горского пренебрежительно. На меня не взглянул. Улегся, как бегемот. Я сразу определила защемление и, как могла, ослабила боль. Мужчина довольно хмыкнул, но даже не поблагодарил. Это обидело меня, уже в те годы я была гордой и самостоятельной.
Потом меня возили еще несколько раз к «нужным» людям. Эти руководители даже не предполагали, что я могу отказаться. Они считали меня вещью, прибором, который обязан лечить их недуги для решения ими важных дел. После одной из таких поездок, я даже плакала от унижения. Никто из партийных не видели во мне человека, мой труд…
Уже через год исследований, денег на дальнейшую работу не выдали. Мне было горько за физиков, ведь им обещали.
А потом началось новое время, и бывшие руководители оказались в креслах новых офисов. Я подросла и видела, что этим людям нужны только деньги. Отныне не идеи, не патриотизм и не наука с искусством считались нужными стране. Только деньги, на которые можно все купить из-за границы.
У нас отобрали квартиру, и пришлось возвращаться в провинцию. Но и там за мной следили мужчины с внешностью без примет. Мне было страшно проговориться о прошлом. Я, по – прежнему, видела невидимое, скрытое. Но научилась молчать. Потом поступила