Лязгнул засов. На замок их не запирали. Не было необходимости. Место уединённое, посторонних никого, достаточно одного засова.
После ухода охранника в сарае повисла напряжённая тишина.
…Ночь, о которой говорил Дихлофос, давно миновала. Время к полудню. Осталось несколько часов. Не думал он закончить жизнь где-то на краю земли, за тысячи километров от Рябиновки.
Женщина в другом конце сарая зашевелилась, приподнялась на постели и села, обняв колени. В глазах страдание, вроде даже слёзы. Эх, да тут будешь страдать и плакать, когда финал известен и скоро за ними должны прийти!
Костя вздохнул и лёг на спину. Его тоже томила тревога. Он всё не мог приладиться: то закидывал руки за голову, то прижимал к груди, привставал и опять ложился. Наконец, повернувшись на бок, лицом к стене, затих.
С чего всё началось? С круизного теплохода, на котором ему втемяшилось путешествовать? Нет, пожалуй, с той аварии.
Словно это было только что, вспомнилось, как встречный КамАЗ с пьяным водителем пошёл прямо на него.
Чтобы не угодить под колёса грузовика, Костя Серьгин, а для своих просто Серьга, размашисто повернул руль вправо, и его машина, задетая бампером КамАЗа, закувыркалась по высокому крутому откосу предмостной дамбы. Потом – провал в памяти. Потом – больничная палата и неподвижные ноги.
Жена с сыном недели две приходили, сидели сбоку койки и всё больше молчали. Сын уныло изучал коричневые подтёки на потолке, боясь посмотреть на беспомощного отца. Костя понимал: ребёнок, тяжело ему видеть больного. А когда им сказали, что безнадёжный он, прекратили посещения.
– Не придут они больше, не жди, – на ухо, чтобы не услышали на соседних койках, шепнула пожилая санитарка, убиравшая палату. – Велели передать. Вот так, родимый.
«Недолго музыка играла», – подумал тогда Костя, придавленный сказанным. Но, поразмыслив, молвил сам себе: «Нет, правильно они сделали. На кой ляд он, лежачий, им нужен? Спасибо, хоть предупредили».
Спустя некоторое время жена подала на развод и с кем-то сошлась. И опять Костя не осудил её. «Зачем понапрасну время терять, – размышлял он бессонными ночами, безуспешно пытаясь отогнать воспоминания о совместно прожитых годах. – Баба молодая, ладная. Тридцать недавно исполнилось – всё ещё у неё впереди. Кому, как не ей, жить по полной программе?» Он хорошо знал её темперамент и почему ей не терпелось вновь выйти замуж.
Она попросила оформить на неё их трёхкомнатную квартиру, и он так и сделал.
– Дурак ты, дурак, – приговаривала тётка по матери Варвара Степановна, – оставил всё этой блудливой стерве, а сам где будешь обитаться? Об этом ты подумал?!
– Тётя Варь, она так радовалась, что квартира осталась ей, – сказал Костя, чему-то таинственно усмехаясь. – Словно малое дитё. Знаешь, не мог я ей отказать, ну не мог! А мне хоть здесь подыхать, хоть на свалке – разница невелика. Недолго ждать осталось. Вот пролежни пойдут, за ними заражение крови и … кирдык.
– Я