в домике, купленном в рассрочку.
Мэтью пошел на Дюпонт-Серкл пешком. Вечер был жарким, на тротуарах гудела толпа. Надев легкие, шелковые платья, женщины сняли чулки. Пахло духами, над куполом Капитолия висело медное, огромное солнце. Мэтью подумал, что можно сходить в кино. Дома, с отъездом Меира, стало совсем одиноко. Подсчитав деньги в кошельке, капитан приуныл. Кино отменялось. Мэтью смотрел на девушек, стучавших каблуками по мостовым, на пробку из дорогих автомобилей, на горящие, многоцветные рекламы новых фильмов.
Когда умерла мать, дядя Хаим предложил Мэтью деньги, безвозмездно: «Мы семья, милый. К чему расчеты?». Мэтью, кадет Вест-Пойнта, отказался. Ему не хотелось чувствовать себя зависимым от родственников, пусть даже и от дяди Хаима, хотя деликатнее человека было не найти.
– Аарон с Меиром на него похожи, – засунув руки в карманы пиджака, Мэтью разглядывал бывший особняк Горовицей, – это семейное. Праведники, – зло сказал капитан Горовиц, – хорошо быть праведником с квартирой у Центрального Парка. В прошлом веке никого из них в приличное место не пустили бы. Бабушка Бет была цветная. Все об этом забыли. Как забыли о нашем доме…, – над мраморным портиком развевался красный флаг. В особняке Горовицей, с довоенного времени, размещалось сначала русское, а теперь советское посольство.
Сплюнув на мостовую, Мэтью закурил папироску. По дороге домой он прошел мимо бывшего особняка Бенджамин-Вулфов.
– Кузен Теодор его с большой выгодой продал, – Мэтью посмотрел на кованые ворота, – успел, до биржевого краха. Впрочем, у него денег достаточно. Строит виллы на Лазурном Берегу, для богачей. У всех есть деньги, кроме меня…, – он решил отправиться на Дюпонт-Серкл. В спальне он спрятал неплохой журнал, с фотографиями. Такие вещи открыто не продавали, но у Мэтью имелись знакомые среди агентов Бюро, занимавшихся рейдами на подпольные публичные дома. Мэтью не рисковал проститутками. Он был брезглив, и не хотел тратить деньги.
Не выдержав, Мэтью свернул к отелю Вилларда. Капитан Горовиц часто так делал. Он хотел посмотреть на дорогие автомобили, на уверенных мужчин, с золотыми запонками, в хороших костюмах. Они сопровождали ухоженных красавиц в шелковых платьях. Стеклянные двери крутились, к отелю подъезжали такси. На противоположной стороне Пенсильвании-авеню, Мэтью жадно разглядывал электрические огни, огромную, хрустальную люстру в вестибюле, мраморную лестницу отеля и вазы со свежими, пышными цветами.
В баре гостиницы было тихо. Официанты, негры, ловко наклоняясь над столиками, неслышно принимали заказы. Отложив The Washington Post, мужчина с темно-рыжей бородой поднес к губам тяжелый, хрустальный бокал с шотландским виски, двадцатилетней выдержки. Пахло осенью, дымом костра, палыми листьями. Высокий, красивый молодой человек, в дешевом, поношенном костюме, застыл напротив отеля. Теодор хорошо знал это голодное выражение глаз. Попросив официанта повторить выпивку, он достал блокнот. Теодор открыл