вспорхнул и полетел к дому, откуда выходили моряки. Судя по их лицам, обед у фермера был вовсе не плох. На траве возле дома лежала Чанга и лениво грызла большую аппетитную кость.
31. На лужайке
Капитан Хенк вышел из дома с большой сигарой в зубах:
– Хочу показать вам свою гордость, господа. Страусиную ферму.
– А я думал, что твоя гордость бегает на лужайке возле бассейна, – сказал с улыбкою Серьга, кивнув на двух малышей, которые играли в большой разноцветный мяч на зелёном газоне.
– О да! – воскликнул фермер. – Это, конечно, главное моё богатство – мои любимые внучата. Но мне казалось, что дорогим гостям будет интересна экзотика…
– Давай экзотику! – поддержали его моряки.
– Страус – самая большая птица на Земле, – сказал Хенк, направляясь к птичьему двору. – Одна такая пташка весит больше любого барана – сто тридцать килограммов! Вы представляете, ребята? А яйца несёт – во – от такие вот! А перья у неё… Короли носили на шляпах!
В другое время Рыжик не преминул бы последовать за экскурсией, но сегодня он уже познакомился с одним страусом, хватит. К тому же Чанга тоже не пошла за моряками, она вообще в последнее время как-то обленилась, а летать далеко без своей заступницы Рыжик уже не отваживался.
Он вспорхнул на крышу дома и самозабвенно запел. Со стороны могло показаться, что ярко-рыжий воробей просто чирикает себе «Чиф-чиф-чиф!» да «Чик-чирик!», но те, кто знает птичий язык, могли бы перевести его песню, как очень содержательный гимн о подвигах Рыжика – мореплавателя, Рыжика – отважного воина, который сегодня храбро дрался с птицами – великанами и вышел победителем, как всегда.
Но даже самое самозабвенная песня не могла притупить внимание воробья – он же не глухарь какой-нибудь, который в такие минуты ничего не видит и не слышит. Рыжик пел и крутил головой: вверх – вниз, налево – направо, потому что если какой-нибудь коршун или какая-нибудь кошка застанут его врасплох, это будет лебединая песня Рыжика.
Вертя головой, он видел, как один из малышей на лужайке уронил мячик в голубой бассейн и тянется к нему ручонками, чтобы достать.
Рыжик не любил человеческих детёнышей: они всегда норовили обидеть воробья – бросить в него камень или палку, а когда подрастали, заводили себе самое страшное на земле оружие – рогатку. Поэтому, когда малыш свалился в воду, Рыжик не слишком огорчился: пусть поплавает, этот будущий обидчик воробьёв. Но детёныш был ещё так мал, что не поплыл как другие, а бултыхался на одном месте и захлёбывался.
– Что это? Что это? – забеспокоился Рыжик.
– Зач-чем? Зачем?
Он вспомнил о Чанге и слетел к ней.
– Мальчишка тонет! Мальчишка! – возбуждённо чирикал Рыжик. – Ему холодно, холодно!
Чанга давно не видела своего друга таким возбуждённым. «Наверное, его опять кто-нибудь обидел», – подумала она, встала и пошла вслед за Рыжиком. А навстречу ей уже бежал другой мальчонка и заливался слезами.
В несколько широких прыжков Чанга достигла края бассейна и, не раздумывая ни секунды,