я делала так, чтобы в кадре создавалось впечатление, что он размахивает руками в порыве болезненного безумия из-за того, что его похоронили заживо. В другой вечер мне надо было нарисовать тропинку, по которой эта маленькая фигурка могла спуститься. Используя дешевый цветной мел, я начала наносить мягкий узор, который затем приобрел вид мерцающего огня. Это выглядело психоделично. Однако, говоря по правде, такая форма пришла мне на ум из моих воспоминаний о клубящемся сигаретном дыме родителей, на который мне очень нравилось смотреть в те времена, когда я была ребенком и жила в Огайо. Этот дым поднимался достаточно высоко, чтобы я могла следить за ним глазами во время их ежемесячной игры в покер с моими бабушкой и дедушкой.
Эти прекрасные ночи в кампусе Хоумстед породили во мне чувство независимости и простора. Если фильм был о потере нашей аутентичности, то его создание служило противоядием. Со временем слухи о том, что мы снимаем кино, расползлись, начали приходить люди вдвоем или втроем, чтобы посмотреть, что мы делаем. Музыканты, аниматоры, полуночные укурки и другие присоединившиеся, «Творцы», которые представляли наиболее талантливую и любопытную студенческую ячейку Хоумстеда. Я отрывала глаза от своей работы и видела удивительный всплеск тихой активности по мере того, как появлялось все большее количество знакомых лиц. Во всем этом присутствовал своеобразный питательный элемент счастья, и я чувствовала, как жизнь вокруг меня начинает играть новыми красками. Когда заканчивалась ночь и наступал бледно-лиловый рассвет, я шла домой, вымотанная и глубоко благодарная, испытывая при этом значительное облегчение, что нас в очередной раз не поймали за нашей противоправной деятельностью.
Миновало, может быть, чуть больше месяца со времени начала съемок фильма, когда из темноты появился Стив. Его путь лежал целенаправленно ко мне, поэтому мне стало даже интересно, уж не знал ли он о том, что мне нравится. Но я никому не говорила об этом. Он был высокий, красивый и решительный – идеальный пример объединения в одном человеке различных противоположных черт, словно прекрасный принц в потертых джинсах, немного странный и уязвимый, но при этом также и отважный. Во время нашей небольшой беседы мы искали точки соприкосновения. Затем он полез в свой карман и протянул мне листок бумаги с текстом песни Боба Дилана[1] «Sad Eyed Lady of the Lowlands». Я чувствовала оттиск букв, когда разворачивала записку, и мне было интересно, напечатал ли он текст специально для меня или так просто получилось, что он оказался в кармане и Стив захотел им поделиться. Я никогда об этом не спрашивала. Позже я осознала, что вокруг Стива существовало своего рода морфическое поле. Вещи происходили, они были необъяснимы, не всегда детально спланированы, но идеальны.
Мы поговорили около двадцати минут, и мне хватило их, чтобы изучить каждую маленькую деталь – силу его притягивающего взгляда и излучаемую им щепетильность. В конце нашей беседы я увидела, как он ушел в себя, а затем, пристально