ростом. Они жили в Милане и приезжали на многие ее спектакли, а за кулисы приходили лишь поблагодарить певицу и пожать ей руку. Много лет прошло, но Флавия до сих пор не знала их фамилии. За ними стояли еще двое ее давних знакомцев, помоложе, настроенных на более продолжительное общение. Бородач по имени Бернардо – легко запомнить, потому что оба слова начинаются на «б», – всегда нахваливал отдельную музыкальную фразу или ноту, демонстрируя этим, что разбирается в музыке не хуже Флавии. Его спутник, Джильберто, в это время отступал в сторону, чтобы сфотографировать, как она подписывает программку, после чего тряс певице руку и благодарил в общепринятых выражениях, предоставляя Бернардо заботиться о нюансах.
Когда эти двое отошли, их место занял высокий мужчина в накинутом на плечи легком пальто. Флавия заметила, что воротник у пальто – бархатный, и попыталась вспомнить, когда видела такой в последний раз. Возможно, после премьеры или гала-концерта… Седые волосы мужчины контрастировали с загорелым лицом. Он наклонился поцеловать протянутую ему руку, сказал, что полвека назад, в Ковент-Гардене, видел в этой роли Каллас, после чего поблагодарил Флавию, не прибегая к неуместным сравнениям, – проявил деликатность, которую она не могла не оценить.
Следом за ним подошла девушка – немного за двадцать, миловидная, с каштановыми волосами и губами, накрашенными помадой, которая ей совсем не шла. Вполне возможно, что она выбрала яркий цвет специально для этой встречи, – он дисгармонировал с ее бледной кожей. Флавия ответила на рукопожатие, невольно окидывая взглядом холл: много ли еще людей ожидают ее внимания? Девушка сказала, что ей очень понравилась опера; эти простые слова были произнесены самым красивым голосом, который Флавии когда-либо доводилось слышать. Грудное роскошное контральто, глубиной и богатством резко контрастирующее с юностью девушки. Флавия испытала едва ли не чувственное удовольствие, напоминающее прикосновение к лицу кашемирового шарфа. Или чьей-то нежной руки.
– Вы певица? – невольно спросила Флавия.
– Учусь в консерватории, синьора, – сказала девушка, и этот простой ответ поразил Флавию своим звучанием; это напоминало игру на виолончели.
– Где?
– В Париже, синьора. Я на последнем курсе.
Девушка даже вспотела от волнения, но голос ее был спокоен, как боевой корабль в укрытой от ветра бухте. Пока длился этот обмен репликами, Флавия ощутила нарастающее недовольство людей, ожидавших своей очереди.
– Что ж, желаю вам удачи! – сказала она и еще раз пожала девушке руку.
Если и во время пения ее голос звучит так же (что в оперном мире случается нечасто), через пару лет это дитя окажется по эту сторону, будет общаться и шутить с благодарными поклонниками и ужинать в ресторанах с коллегами по цеху, а не дожидаться своей очереди, чтобы ненадолго приблизиться к кумиру.
Собравшись с духом, Флавия еще какое-то время пожимала руки, улыбалась, отвечала на вопросы, благодарила за комплименты и внимание, говорила о том, как ей приятно,