рассеянно переспросил Габриэль, запустив пятерню в густые волосы на затылке.
– Вот-вот! Мой очередной вопрос повис в воздухе! – поддразнил приятеля Амори, и в его неотразимых глазах, обрамленных длинными ресницами, сверкнула беззлобная насмешка. Монфор-младший был гораздо ниже своего знаменитого отца, но в полной мере унаследовал его привлекательность. – Последнее время ты витаешь в облаках. Не иначе как влюбился.
– Невозможно спрятаться от острого взгляда многоопытного мужа! – попытался отшутиться д’Эспри, но потом негромко добавил: – Не знаю, можно ли влюбиться после двух мимолетных встреч, но одна девушка действительно не выходит у меня из головы.
– Я ее знаю?
– Нет. Мы познакомились три месяца назад в Тулузе и даже не поговорили толком, но я постоянно думаю о ней. – Габриэль мечтательно вздохнул.
Он решил поделиться с другом сокровенным. Романтика – не его конек, но Сабине удалось проникнуть в заповедные уголки его души. Может, это и есть пресловутая Судьба?
Их укрепленный военный лагерь стоял в широкой живописной долине неподалеку от Безье. В долгой альбигойской войне наметилась передышка. Противники замерли в ожидании Вселенского собора, который должен был официально передать права на завоеванные земли Симону де Монфору[27].
Несмотря на затишье, в войске барона, как обычно, царила железная дисциплина. Наказывали даже за такой пустяк, как небрежно поставленный шатер, нарушающий прямую линию улиц палаточного городка: провинившемуся приходилось целый месяц рыть и закапывать отхожие ямы. Не делали исключений и для родовитых рыцарей. И не приведи Господи, чтобы Симон увидел, как слуги отбывают наказание вместо господина, – позора не оберешься! Более серьезные провинности, например сон на посту, и вовсе карались смертью. Именно умение держать людей в ежовых рукавицах позволило де Монфору создать такую маневренную армию: при первых звуках сигнальных рожков его воины готовы были к немедленному маршу или обороне лагеря. Благодаря этому барон продержался во враждебном Лангедоке семь долгих лет.
Однако он не только требовал от своих подчиненных суровой дисциплины, но и готов был в трудную минуту яростно броситься на их защиту. Многие рутьеры могли похвастать тем, что Симон лично спас им жизнь. Знаменитая битва при Мюре[28], навсегда украсившая барона лаврами гениального полководца, подтверждала это.
Маленький гарнизон крепости Мюре был осажден объединенными силами южан во главе с графом Тулузским и арагонским королем Педро Вторым. Симон де Монфор не раздумывая бросился на выручку своим людям, хотя и знал: вражеская армия в десятки раз превосходит численностью его войско. Но барон всегда верил, что Бог на его стороне. Педро по-рыцарски пропустил армию Симона к замку, заносчиво намереваясь в ближайшем сражении покончить и с его войском, и с кровопролитием в любимом Лангедоке. Мысленно возблагодарив арагонца за куртуазность, де Монфор несколько дней без устали сновал от одного берега Гаронны до другого, вплавь