который захочет продолжить прерванный разговор и объяснит, как ему дальше поступить.
Восковцев, конечно, был готов к возможному продвижению по службе, так как от начальника штаба полка, однокашника по военному училищу, знал, что комдив не раз высказывался о нем как о перспективном командире. Тем не менее это назначение в полк было для него неожиданным, что Восковцева несколько взволновало. Правда, не в такой степени, как это было после присвоения первого офицерского звания или сообщения о начале войны и первого боя с фашистами. Потом было много этих боёв, и сколько отмерено дорог войны. И вот теперь он здесь, в Сталинграде, а за спиной Волга…
Но вновь резко ожили вражеские пушки, завыли пикирующие «юнкерсы». В этот раз снаряды и бомбы рвались на всём пространстве дислокации батальона и у его соседей по фронту.
– Никак не угомонятся сволочи, но ничего, мы еще поквитаемся… – произнес Восковцев.
И в этот момент один из снарядов угодил в комнату над штабом, разворотив всё вокруг! При этом комбат был тяжело ранен, а Ловчев и связист убиты.
Увидев этот взрыв, сюда прибежали разведчики. Они извлекли Восковцева из-под обломков, истекающего кровью и без сознания. Тут же перевязали ему раны, уложили на шинель и, на ходу подменяя друг друга, отнесли в медсанбат, который располагался в тылу, в одной из штолен на берегу реки.
Военврач бегло осмотрел Восковцева и приказал медсестре: – Майора срочно на стол, – а разведчикам рекомендовал возвращаться на боевые позиции. Однако Забарела принял решение остаться в штольне до окончания операции.
– Только не смолить, тут и так нечем дышать, вентиляция никудышная, – согласился с его решением военврач, уже переходя к осмотру другого раненого, только что доставленного к палатке санитарами.
– Есть не смолить, – сказал Забарела, окинув строгим взглядом разведчиков, давая тем самым понять, что это приказ.
После этого они отошли от палатки к лежащим метрах в двадцати от неё деревянным чуркам и присели на них. Здесь же неподалеку постукивал небольшой бензиновый движок, дающий тусклый, но такой необходимый свет в штольню. Вдоль стен тянулись белые провода, на которых то и дело мигали лампочки.
А из палатки доносились то отчаянные стоны, то душераздирающие крики или отборный мат, скорее всего, оперируемых по живому: обезболивающих катастрофически не хватало, из-за чего раненым давали глотнуть полстакана спирта, а затем пристраивали между зубов какую-нибудь деревяшку, чтобы те не крошились при скрежете от боли, и – под скальпель…
– Не дай бог вот так, лучше уж… – не договорил, кивнув в сторону палатки, крепыш-старшина Сеньков.
– Согласен, лучше сразу, – как-то обречённо согласился с ним сержант Игнатов.
– А ну прекратить глупости пороть! – потребовал Забарела. – Чего расхныкались: «лучше сразу, лучше сразу»?
– Правильно, товарищ командир, смерть звать нельзя, она сама придёт, когда наступит чей-то час, – заметил сержант