площадкой. Было уже темно, лишь одинокий фонарь очерчивал бледный полукруг перед зданием школы, а кусты вокруг площадки и вовсе тонули в темноте.
Обычно она быстро перебегала на другую сторону улицы, чтобы ждать автобус на освещенной остановке, но сегодня в черной бездне за лысыми кустами раздавалось какое-то сдавленное пыхтение, и она с опаской приблизилась к одинокому фонарю, чтобы посмотреть, что там. Когда глаза привыкли к темноте, она увидела молчаливый и оттого еще более устрашающий бой. Трое на одного. Здоровенные парни мутузили тщедушного на вид, но не желающего сдаваться «студента». Все его лицо уже было в кровоподтеках, один глаз полностью заплыл. Из-за чего началась потасовка, она не знала, но то, что драка была неравной и несправедливой, было очевидно.
– Вы что делаете! Оставьте его в покое! – тоненько закричала она, но никто не обратил внимания на ее писк, и она остановилась неподалеку в нерешительности. Бежать обратно в школу, на вахту? Там телефон. Надо звонить в милицию! Но не успела она развернуться в сторону школы и сделать первый шаг, как ситуация на импровизированной арене, где бился хлюпик-гладиатор, изменилась.
– Как же так, ребята, – сказал вдруг кто-то спокойно. – Трое на одного? А честь воина?
Она знала его – школьный сторож Василий Иванович, худощавый жилистый мужчина среднего роста, с острым, цепким взглядом.
– Отвали, мужик. – В руке одного из нападавших блеснул нож. То, что студент был еще на ногах, казалось чудом. Вероятно, они просто хотели попугать, забив его до полусмерти.
– Вызывайте милицию! – крикнула Маша новому союзнику.
– Не надо. – Сторож как-то по-кошачьи подошел к группе дерущихся, поднырнул в середину, и через мгновенье парень с ножом уже лежал на земле, а остальные недоуменно застыли в нелепых позах.
– Ребята, настоятельно советую вам удалиться, – тем же спокойным тоном сказал «вахтер». Подхватив обмякшее тело приятеля, нападавшие попятились, потом побежали. Наступила тишина. Только судорожные вздохи студента, стоявшего согнувшись и уперев руки в колени, всплесками оттеняли звенящий покой.
Все произошло так стремительно, так по-киношному молниеносно, что Мария почувствовала какую-то нереальность увиденного, словно она оказалась не в роли наблюдателя за кадрами фильма жизни, а внутри самой киноленты. Скорость развернувшихся, а затем свернувшихся в точку событий ошеломила ее. Эта новая позиция в центре внезапно затихшего тайфуна из собственных эмоций, звуков мужского дыхания, пугающих картинок вызывала беспокойство.
Ее реакции не успели откликнуться на увиденное, и она внезапно осознала, что стоит, замерев с полуоткрытым ртом, будто фильм поставили на паузу. И будто она, Мария, здесь вообще ничего не решает: жизнь обскакала ее бешеным галопом, а она не успела и охнуть. Она выдохнула и опустила руки, судорожно прижимавшие к груди коричневую дерматиновую сумку.
– Чаю? – задумчиво осведомился нежданный спаситель у пустоты перед собой. Вытиравшая кровавые подтеки на лице жертва и восторженный свидетель дружно кивнули. Пока шли к школе,