в надежде услышать хоть какую-то новость, но всегда звучало одно и то же: «Терпите и воздастся вам! Бог уготовал самым терпеливым место в раю» и прочая официально утвержденная религиозная ересь от государства. После спектаклей домой никто не спешил – высказывались о том, что накипело.
Несколько раз в день по главным улицам города проезжали полицейские машины. По громкой связи требовали, чтобы народ перестал беспокоиться, что эта жизнь для терпения и лишений, а счастье ожидает всех после смерти. Утверждали, что верховное правительство позаботится о жителях, и скоро все наладится. Грозили стрелять электропулями в тех, кто будет призывать к беспорядкам и свержению власти.
Но люди собирались на главной площади, чтобы найти хоть какой-то выход. Высказаться, выслушать других. Визионеры знали про эти выступления после спектаклей, но до сегодняшнего дня не находили ничего опасного. Ни одного острого высказывания. Одни нудно и долго жаловалась, что им надоело все терпеть. Другие – бодро уверяли, что изменения не за горами, остается только потерпеть. Выступления были как под копирку – да и не удивительно, ведь люди и жили как под копирку. Носили одежду одного и того же черного цвета, жили в одинаковых домах, изо дня в день питались одной и той же едой, читали одни и те же новости, а значит, и мысли у них были одинаковые. Сначала от этой одинаковости было жутко, потом – тошно до блевоты, а затем – никто и не понимал, как раньше люди по-другому жили.
глава 2. Ночь перед шаббатом
Все жители Цфата – от млада до велика – готовились в этот пятничный вечер к Шаббату. Намывали полы, пекли вкусности. Праздничная суета была в каждом доме. Но только не в доме Марии. Она лежала на кровати и, не моргая, смотрела в открытое окно. Алое закатное солнце освещало ее маленькую комнатку, высокую металлическую кровать, аккуратно заправленную серым покрывалом, широкую деревянную тумбочку, которая служила и обеденным и письменным столом, несколько крючков, прибитых к стене, на которых висели тонкое пальто коричневого цвета да пара черных платьев. Стены в комнате были сероватыми, нагнетающими тоску и печаль.
Но Марию такая убогая обстановка устраивала. А что еще можно чувствовать, когда во время холокоста ты потеряла всю свою семью? Абсолютно всю. Маму, папу, двух сестер Лайлу и Хану, младшего брата Давидика, которому было всего 8 лет, дедушку Элазара, тетю Сару, дядю Иосифа. Прошедшее десятилетие было сплошной черной полосой в ее жизни, без единого малейшего просвета. Сначала изгнания, депортация, обособленные кварталы для жизни, позорная желтая звезда на левой груди, голод, холод, нищета. Потом разлука с родными и близкими, ужасы концлагерей, известия о смертях. Затем долгие скитания – в Англии, Франции не так-то были и рады евреям. И вот, наконец, ужасы позади. Казалось, начинается мирная и спокойная жизнь. Но в реальности для Марии ничего не начиналось – ведь из головы и сердца ничего не ушло. Те же воспоминания, от которых холодеет живот, та же острая боль в душе.
«Зачем я вообще осталась