.

ошибаются, считая, что человек меняется в течение жизни, – говорит Арминий. – Ерунда. Полная чушь. Мы упорно остаемся такими, какими были – это и называется «воспитание».

      – Если бы… Упорно следовать всю жизнь одним и тем же заблуждениям – это называется «характер», – говорю я, – а не воспитание.

      Мне нельзя пить – я начинаю философствовать.

      Арминий усмехается.

      – Играешь словами, Кай?

      – Разве я не прав, дорогой варвар?

      – Пожалуй, – германец смеется. – И ты решил собственным примером доказать это умозаключение?

      – А что делать? Мужчинам и легатам – в отличие от философов и женщин – приходится нести ответственность за свои слова.

      Арминий хмыкает.

      – Другими словами… – я замолкаю. Внезапно в дверном проеме мелькает тонкая девичья фигура. И – я забываю, о чем хотел сказать.

      – Кай?

      – Прости, царь, – я смотрю на Арминия. – Мне нужно идти.

      – Ответственность? – спрашивает он серьезно. Голубые глаза смотрят на меня в упор.

      – Она самая.

* * *

      Мы встречаемся в галерее.

      И стоим, как два идиота…

      Думаем.

      Юная германка смотрит на меня. Я смотрю на нее. И, кажется, пора нам что-то делать с этим молчанием.

      Туснельда поворачивается, идет. Я следом за ней – глядя, как движутся ее ноги под платьем. Толстая светлая коса спускается до пояса.

      Она подходит к алтарю, посвященному ларам. Алтарь вот-вот рухнет под тяжестью золота.

      Туснельда поворачивается ко мне:

      – Ты веришь в духов, римлянин?

      Серые глаза кажутся темными, как мрак загробного мира.

      – Я верю в богов, – говорю я хрипло. – Нет, не верю.

      Я делаю шаг, наклоняюсь…

      В следующее мгновение наши губы соприкасаются. Все вокруг исчезает. Это как вспышка молнии. Как извержение вулкана. Как…

      «Ты слишком импульсивный, Кай», сказал бы Луций.

      …как удар в голову деревянным мечом в учебной схватке. Тишина. Гром. Земля и небо меняются местами, в ушах – звон, мир кружится и теряет очертания…

      Красота – это смерть. Мужское желание женщины – бесстрашие перед лицом смерти.

      Я чувствую, как плывет подо мной земля…

      Я медленно открываю глаза. Все вокруг становится четким и ярким. Живым.

      Я – родился.

      Пока мужчина рядом с женщиной, он бессмертен.

      – Я верю в богинь, – говорю я.

      – Идем, – говорит Туснельда.

      Мы проходим через галерею и оказываемся в малом перистиле. Внутренний сад дома Вара. Обычно здесь гуляют заложницы – дочери знатных германцев. Сейчас тут пусто.

      Туснельда – дочь Сегеста, царя хавков. Германка и заложница. Обычная практика. Если отец Туснельды восстанет против римской власти, девушку казнят…

      И даже я, легат, один из высших военачальников здесь, в Германии, не смогу этому помешать.

      Это отрезвляет.

      Мы стоим рядом. Над нашими головами, в черном проеме над садом – сияют звезды. Я нахожу взглядом: вот Венера,