ее и не пытался вспомнить. Она ушла и забрала с собой все воздушные замки, которые позволила построить мне на своем фоне. А я не имел права удерживать все это, потому что уважал ее и отпустил, позволив себе вспомнить еще один раз о ней здесь и забыть…
Broadcast 4
Сквозь сон до меня доносились ее шаги. Она быстро перемещалась по номеру отеля, стараясь не издавать лишних звуков. За это ей огромная благодарность. Время от времени я открывал глаза и замечал, как она стоя на носочках, что-то безостановочно укладывала в чемоданы. “Уже собирается” – подумал я, перевернулся на другой бок, оголив свою правую сторону теплым лучам июльского солнца. Я знал, что она собирается к нему. Скорее всего он уже приехал и ждет ее внизу в своем Корвете. Для приличия я все таки решил заговорить, хотя это и было против моих правил.
– Ты снова собираешь вещи. – сказал я по факту, смотря на нее искоса, упираясь левой щекой в подушку.
Она остановилась, поправила волосы упавшие ей на лицо, и смотрела на меня своими глазами цвета кипрской бирюзы. На фоне белых стен и бежевых атрибутов номера она казалась еще милее со своими светлыми локонами. От нее веяло невинной безысходностью. Я потревожил ее своим бестолковым умозаключением. Вот она стоит и не знает, что сказать. От меня всего только требовалось молча лежать, пока она тихо не спустится по винтовой лестнице к своему спасителю, который увезет ее навстречу мечтам и красивой жизни. Я отвел от нее взгляд, чтобы не смущать. За окном колыхались кроны тополей. Парочка молодых сидела на крыше здания напротив, весело болтая и скрывая свои интимные поцелуи под тенью цветастого зонтика. Франция кипела любовью, особенно здесь, повыше, ближе к небу. Внизу же кипела обычная жизнь простых людей, которые переходили из одних кафе в другие, с одних лавок на другие. Спустя мгновение я услышал, как она вышла. Я и не заметил, как она сложила все свои вещи и вышла, оставив дверь немного приоткрытой. Я подумал, что это подходящий момент вздохнуть свободой немного глубже и заварить себе кофе. Надев брюки и рубашку, не застегнув ее ни на одну пуговицу, я взял чашку и вышел на улицу. Бедняжка еще стояла на улице, он не приехал, как они договаривались. Я вышел и оперся о стенку у двери левым плечом, поставил чашку на карниз низкого окна рядом и закурил последнюю сигарету. Солнце слепило и я надел очки, чтобы хоть как-то разглядеть ее состояние. Она покрывалась дрожью. Ее белое льняное платье не могло скрыть всего волнения ее тела. Она никак не могла поставить на землю свои чемоданы. И так и стояла, как истукан, хотя в действительности она была набитой дурой.
– Ну и что ты как дура держишь эти мешки? Опусти их… – сказал я, продолжая следить за ее спиной, шеей и профилем лица.
– Почему ты вечно меня оскорбляешь?! – крикнула она на меня в истерике, бросая свои чемоданы, один из которых упал набок. Я почему-то боялся, что она заплюет мне очки.
– Наконец-то ты их поставила. Он приедет, не переживай. Думаю он сейчас выбирает цветы, чтобы ты