высушил чернила и аккуратно сложил листок. Досадная, но необходимая формальность, Наарэми крайне щепетильно относится к соблюдению протокола. Хорошо бы, Анжуйский оказался на месте в своём кабинете в Консьержери, а не умотал в очередной рейд куда-нибудь в предместья Парижа. Гастон недовольно поджал губы: хоть Ален Дерош и являлся его непосредственным начальником, но отношения у них не сказать, чтобы ровные. Лорану не всегда нравились методы работы брата короля, да и то, как часто у него менялись якоря, тоже не прибавляло Гастону любви к начальству. Хорошо, что Анжу редко лез в дела начальника стражи, довольствуясь отчётами. Но когда всё же решал показать, что он – глава некромантов Франции… Лоран на несколько мгновений задумался, а не пойти ли напрямую к королю, минуя Дероша, но потом отказался от этой идеи. Скандал будет знатный, Анжуйский тоже не любил, когда действовали через его голову. Особенно он, Гастон. Некромант ухмыльнулся, хмыкнул и встал. Капнув воском, запечатал послание, дабы Дерош не сунул свой любопытный нос в то, что его не касается напрямую, и вышел из кабинета, направившись к выходу из дома. Естественно, Анжуйский будет спрашивать, что за послание королю, но чёрта с два Гастон признается. Нечего его светлости знать, что Лоран нашёл якорь после трёх лет безуспешных поисков. А в том, что Полин ему проиграет в следующий раз, некромант не сомневался.
Захватив посох, в навершии которого красовался такой же чёрный бриллиант, как и в кинжале, Гастон вышел из своего дома, располагавшегося недалеко от Лувра и сада Тюильри на тихой и уютной улочке Сент-Онорэ. До Консьержери идти недалеко, по Ракушечной улице к Новому мосту и дальше по набережной. Извозчика Гастон решил не брать, ему нравилось гулять по Парижу, вдыхать соблазнительные запахи свежеиспечённых круассанов и багетов из ближайших булочных, любоваться на спешащих по своим делам обычных людей и неторопливо прогуливавшихся аристократов. В уютных кафе за столиками под навесами сидели посетители, за чашечкой кофе или бокалом вина обсуждая утренние новости и сплетни, разглядывая прохожих и проезжающие мимо экипажи. На окнах и балкончиках стояли ящики с цветами, добавляя ярких красок, и крайне сложно становилось представить, что с наступлением темноты улицы разительно менялись.
По мощённым булыжником улицам проезжали богатые кареты, телеги с товарами, всадники, раздавались резкие окрики кучеров, разгонявших зазевавшихся прохожих – и весь этот гомон создавал неповторимый голос Парижа. Рассеянно скользя взглядом по жителям славного города, Гастон подумал, что ровно с заходом солнца всё изменится, и на улицы выползут совсем другие твари, другие постоянные обитатели Парижа. И наступит время некромантов, «падальщиков», как их называли на жаргоне, и это прозвище многих из них изрядно бесило. Гастон мысленно усмехнулся: кличка как нельзя точно отражала суть работы некромантов, и обижаться тут не на что. Безопасными по ночам оставались только окрестности Лувра и острова Ситэ и Сен-Луи, где селилась высшая знать и приближённые