почему-то усталый и с головной болью. Но времени разбираться в своих ощущениях не было. Тимур чувствовал себя еще хуже, чем я. Значит, бойцов оставалось совсем мало. Надо было идти на дежурство. Взглянув на мою вялую физиономию, Крис отправил меня на восточный мост, где и дежурный-то полагался больше для порядка. Тома с Толиком он отправил на один мост – у них был пистолет, и удержаться ребята могли без труда. Ну а сам с Ильей, Меломаном и Мальком пошел охранять оставшийся мост. Что ж, несмотря на потери, мы еще могли сражаться.
На остров я вернулся первый. В замке теперь было тихо, в коридорах стояло непривычное, неприветливое безмолвие. Я побродил по коридорам, заглядывая в безлюдные комнаты. Лишь в тимуровской я увидел девчонок. Здесь тоже было тихо, но совсем по-другому. Тимур спал, девчонки тесной кучкой сидели у окна, а тишина казалось живой, наполненной дыханием, приглушенным, неразборчивым разговором, шорохом одежды. Девчонки разом повернулись ко мне, и я поймал испуганный, загнанный взгляд Оли. Успокаивающе улыбнувшись, я вышел. Сволочи. Какие же они сволочи…
Бориса, ахметовского дружка и помощника, я убил сам. И даже не сразу понял, что он первый убитый мною. Первый, кого я ударил мечом, стараясь именно убить. Первый, с кем у меня не было никакого поединка.
Мы ворвались тогда в комнату, где спали пятеро захватчиков, всей оравой. Даже Тимур, превозмогая слабость, шел сзади. Даже Инга с Риткой. Даже несчастный, ничего не понимающий, с окровавленным лицом и разбитыми губами Игорек…
Один из мальчишек не спал – видимо, дежурил. Он схватил меч – и тут Том снова выстрелил. Грохот в маленькой комнатке был такой, что нам заложило уши. Мальчишка упал, отлетев при этом к стене. Как в кино.
Пуля – это не меч и не стрела. Не маленький свинцовый выключатель, останавливающий жизнь. Выстрел в упор похож на удар исполинского кулака.
Опередив всех, я бросился к крайней кровати, с которой обалдело смотрел на нас Борис. Раньше он казался мне молчаливым и даже застенчивым парнишкой.
Борис что-то говорил. В ушах все еще звенело, но я угадал слова.
– Дай мне меч… По-честному…
– Нет.
– Ты же не будешь… безоружного… – Слова пробивались как сквозь толстый слой ваты.
– Буду.
Я ударил. Обернулся на Криса, стоящего за спиной. Спросил не словами, а взглядом – «я прав?». И увидел слабый кивок – «прав». Игра в рыцарей кончилась. Наверное, с первым пистолетным выстрелом. А может быть, раньше, когда двое подростков насиловали беспомощную девчонку.
– Выведите всех на мост, – коротко приказал Крис.
– На какой? – спросил Толик.
– Все равно. Доведите до проема и сбросьте вниз.
Толик посмотрел на меня. Как будто я тоже стал командиром и мог приказывать.
– Если будут сопротивляться, вначале убейте, – равнодушно произнес я.
…Может быть, мне еще станет стыдно. Но не за сами слова, а за равнодушный тон. Иногда подлость отличается от вынужденной жестокости крошечной деталью. Тоном или выражением глаз… Правда, еще