Москве еще не такие дома видели, – говорит самый молодой мужчина, пришедший с Андреем. – Мы же – строители. Строили дворцы. У вас в Москве таких дворцов, как в Межигорье, десятки.
– Я сказала, не пущу на Майдан, – говорит Оксана. – Он все сидел на диване – дергался, дергался. Я поеду, я поеду. Куда ты поедешь – там смерть ходит? Я рано пошла на работу, звоню ему – «Оксан, я поехал». Я говорю: «Почекай, я скоро буду». «Да я уже в Киеве скоро буду». Я села у телевизор и смотрела, не выключая. Кажна куртка, кажна шапка – думала, це мiй человiк… Мы поженились молодые и всю жизнь душу в дом и в сыновей вкладывали. Теперь его назвали фашистом, – говорит она, и Богдан краснеет. – А я его не боюсь. Я его жинка, я знаю все его плюсы, все минусы. Когда треба помовчати, а когда – тю-тю-тю. Когда можно узяти криком, когда – криком не можно. Но на Майдан не пустить – я его ни криком не могла, ни своим тю-тю-тю.
– А сейчас, когда во власть пришли люди, которых вы там видеть не хотели, вы не чувствуете себя обманутыми? – спрашиваю мужчин из сотни.
– Мы еще посмотрим! – хрипло объявляет Андрей. – Эти люди – они не разойдутся. Я – координатор всех сотен по западной Украине. Мы сейчас по всей стране образовали сотни – по старому казачьему обычаю. Для того, чтобы отстаивать свои интересы. Кончится эта война с Россией, у нас будет работать народная коллегия, которая пересмотрит все решения за последние восемь лет. Те, которые были и неправильными, и правильными. Мы вынесем решения и в отношении тех людей, которые их принимали.
– И что вы с ними сделаете?
– Просто уволим и больше не пустим во власть, – отвечает он. – А решения их отменим. Ну кто? Кто нас разгонит? Нас сотен – сейчас шесть с половиной тысяч человек.
– Мы соберемся всем сельским советом и будем их блокувати, – говорит Оксана.
– Они открыли ящик Пандоры, – хрипло тараторит Андрей. – И то, что оттуда вылезло, уже назад не загонишь. Тут все уже грамотные.
Когда мужчины поднимают рюмки с медовухой и слышится «чок», в кухню входит раскрасневшийся Тарас. Он несет свою вышиванку.
– Мам, она мне мала!
– Так я тебе еще одну вышью, син!
Западнее Львова
– Вы едете в Киев? – оконное стекло со стороны водителя опускается. Светлая, хорошо уложенная голова Ирины Верещук высовывается наружу.
– Я людей сбираю, – отвечает коренастый мужчина в черной кожаной шапке с козырьком. Заложив руки в карманы куртки, он стоит у дороги на одной из улиц Львова. Ждет.
Стекло снова поднимается. Машина трогается и медленно едет по примерзшей брусчатке.
– Это мэр Нового Раздола, – говорит Ирина. – Собирает своих людей в Киев. Мэры сейчас поднялись страшно, потому что реально денег в бюджете нет.
На площади Тараса Шевченко собрались люди – больше, чем та может вместить. Заполнены даже ступени, ведущие к ней. Над головами и зонтами поднимается каменная рука Шевченко и вонзается в серое утро. Синяя сцена Евромайдана желтеет флагом Евросоюза. Колонки