Ольга Лукас

Бульон терзаний


Скачать книгу

не проболтайся нигде! Желтая пресса – она, знаешь, не дремлет.

      – Как они до сих пор не пронюхали.

      – Потому что Гадючевский шифроваться умеет. Вот ты догадывался, откуда у него старший сын?

      – В каком смысле? Из тех ворот, откуда весь народ.

      – Не поспоришь. Только вот не он старшенького срежиссировал. До него постарались. Наш Змейбергсон, как бы это сказать…

      – Женился на чужих грехах, – подсказал Владимир.

      – Красиво излагаешь. Вот именно – на чужих. Ну и заодно вошел в нужную семью и стал своим в киношных кругах.

      – А ты давно об этом знаешь? – ревниво спросил Владимир. Всегда дружили втроем, а он, значит, опять не в курсе.

      – Да не. Я тут у него был. Хотел ему предложить спектакль для мебельщиков сделать. Даже предлагать постеснялся. Плохой совсем наш Докудзя-сан. Желтый лицом и почти погас.

      – Как ты его назвал?

      – Докудзя. Это «змея» по-японски. У меня младшая дочка увлекается всякими мультиками. Все карманные деньги на наклейки спустила.

      Принесли пиво. Стакан говорил что-то еще, про своих детей и их увлечения, Владимир не слышал. Как же так, Леха? Как же так? Ты куда так рано собрался?

      Расплатились, куда-то пошли. Вроде бы, ловить машину. Но сбились с пути и снова оказались в баре.

      – Ты не спи, Виленыч. Я заказал еще по пиву и велел вызвать такси, – словно сквозь туман, послышался голос друга. Владимир открыл глаза. Под потолком болталась отвратительная люстра: тележное колесо на ржавой толстой цепочке, по краям – оплывшие свечи. Все, конечно, стеклянное, алюминиевое, электрическое, поддельное. Стакан живчиком скакал около стола, видимо репетируя завтрашний танец. В одной руке он держал фотографию известного артиста Хабенского, в другой – авторучку.

      – Ничего, что это не я на портрете? – спросил он у восторженной девушки, отиравшейся рядом со столиком.

      – Ах, Константин Юрьевич, – произнесла она, – вы так много значите для меня. Напишите просто: «Для Софи, в день, когда она многое поняла об этой жизни и теперь знает, что неважно, как ты выглядишь, если в душе у тебя…»

      – Действительно, проще некуда. Давай так, подруга, – я напишу «Для Софи», а ты там сама уже додумаешь.

      – А на салфетках вы расписываетесь? – спросили две подгулявшие дамочки. – У нас с собой ничего бумажного нет, только паспорта и салфетки.

      – Давайте ваши салфетки, – кивнул Стакан. – А в паспорте не могу. Уже расписан.

      Оставив пару росчерков на салфетках, он присел за стол.

      – Виленыч, очнись и поговори со мной о чем-нибудь. Рука бойца писать устала! Нет-нет, девушка, и не просите – я уже расписался за Хабенского. Безруков пусть сам за себя отдувается. Пока ты спал, меня тут со всех сторон осадили. Видят рожу из телеящика и лезут за автографом с чужими фотоснимками. Надо было оставаться в буржуйском притоне и пить их дорогущее пиво, зато без помех.

      – «Айс-пик»! – встряхнув волосами и поправив воображаемые очки, провозгласил вдруг Владимир. – Пусть принесут мне мой верный «Айс-пик»!

      – Успокойся,