одно «но», Валера, – вздохнул Кузнецов. – Два года назад я занимался делом наркомана. Тот еще типчик. У него была раздроблена нога, обожжены грудь и руки. Так вот этот чудак утверждал, что его пытали в застенках инквизиции. Врачи, конечно, над ним посмеялись, но в милицию на всякий случай сообщили. Я успел только раз поговорить с этим парнем, а потом он умер от заражения крови. Дело, естественно, закрыли, тем более что ни родных, ни близких у наркомана не нашлось. А сведения, которые он сообщил, показались многим, и мне в том числе, бредом сумасшедшего.
– Не говори пока никому об этом, – попросил Страхов оперативника. – В конце концов, Брагинский мертв и теперь уже не нам его судить за возможные преступления.
– Надо бы опросить женщин, – не стал спорить со следователем Кузнецов. – Возможно, Брагинский кого-то ждал или чего-то опасался. Не знаю, Валерий Игоревич, что ты об этом думаешь, но мне отсутствие их мужей в городе в ночь убийства кажется подозрительным. Как будто они заранее побеспокоились о своем алиби.
– Я поговорю с дамами, – кивнул следователь. – Не исключаю, что всплывут какие-нибудь странности в поведении покойного, о которых умолчали охранник и кухарка. Слушай, а наследники у Брагинского есть?
– Кухарка говорила о сыне, которому сейчас лет семнадцать-восемнадцать. Но она никогда его не видела. Покойный давно разошелся с женой и почти не упоминал в разговорах об этом факте своей биографии.
Страхову пришлось довольно долго стоять перед закрытыми воротами усадьбы Завадских, пока хозяйка, наконец, соизволила его впустить. Замок сухо щелкнул, и калитка распахнулась без всяких усилий со стороны человека. Валерий Игоревич миновал ухоженный дворик и поднялся на крыльцо особняка, не уступающего размерами дому Брагинского, который он только что покинул. Елена Семеновна встретила его в холле, проявив тем самым любезность по отношению к представителю власти. Страхов первым делом предъявил ей свое удостоверение. И пока Завадская внимательно его изучала, он успел присмотреться к супруге известного финансиста. Это была рослая дама, с хорошо развитыми формами. Размер ее бюста мог бы повергнуть в трепет какого-нибудь прыщавого мальчишку, но Валерий Игоревич считал себя слишком искушенным человеком, чтобы приходить в смущения от вида женских прелестей, столь откровенно выставляемых на показ. Тем не менее, Страхов отметил пестрый халат Завадской, наброшенный на голое тело, что объясняло, а возможно и оправдывало его долгое стояние у чужого порога.
– Проходите, – кивнула хозяйка на двери в гостиную, и незваный гость поспешил воспользоваться ее любезным приглашением.
Гостиная оказалась пуста. Страхов наметанным глазом оценил обтянутые желтой кожей кресла, одно из которых ему предложили занять, и диван, стоящий слева от камина. Стол был отодвинут к окну и почему-то застелен белой скатертью, которая не гармонировала ни с обоями, ни с прочей мебелью. Подобное пренебрежение к стилю, явно не характерное для хозяйки особняка, показалась Валерию Игоревичу