было двадцать четыре года. Она сидела там, где велел тренер, – рядом с ним, на узкой белой скамейке, обклеенной голубой защитной пленкой.
– Не прикасайся к двери, – сказал тренер. – Она на сигнализации.
В крошечной подземной раздевалке, кроме них, не было никого. Стены были отштукатурены недавно, и на полу – в тех местах, где раствор падал со шпателя, белели комочки смеси. Зоя поддела ногой комочек, он покатился по каменному полу и стукнулся о дверь.
– Что? – спросил тренер.
– Ничего, – пожала плечами Зоя.
Когда она представляла себе успех – позволяла воображению зайти так далеко, – то полы и стены всех зданий в Афинах виделись ей девственными, сотворенными из некоего олимпийского материала, светившегося изнутри. В воздухе не витал запах цемента. На полу не валялась пластиковая папка с инструкцией по подключению кондиционера, стоявшего в углу раздевалки, – пока он работал не на полную мощность.
Тренер заметил выражение ее лица и усмехнулся:
– Ты готова. Это главное.
Она попыталась улыбнуться в ответ. Улыбка получилась похожей на жеребенка, только что появившегося на свет, у которого сразу же подогнулись ножки.
Наверху публика стала топать ногами. Старт был отложен. Трибуны гудели. Комнатка сотрясалась от их грохота. Топот был таким громким, что у Зои стучали зубы, все внутри дрожало. Удрать бы с велодрома через заднюю дверь, схватить такси до аэропорта и улететь домой ближайшим рейсом. Интересно, станет ли она первой, кто совершит столь простой и понятный поступок – тихо смоется с Олимпийских игр. Наверняка она могла бы заняться чем-то еще, кроме спорта. Ее любили журналы. Она неплохо смотрелась на их обложках. Она была хороша собой – коротко стриженные блестящие черные волосы, большие зеленые глаза на бледном загадочном лице уроженки средневековой Европы. В линии губ чувствовалась едва заметная жестокость, в чертах лица, неизменно привлекавшего к себе взгляд, был намек на сталь. Возможно, она могла бы как-то это использовать. Давала бы интервью, смеялась за кулисами после шоу, когда журналист интересовался бы, а знает ли она, что потрясающе похожа на ту англичанку, которая сбежала с Олимпийских игр? Как же ее звали? «Ха-ха, – сказала бы она. – Меня то и дело об этом спрашивают. Да, кстати, а что с ней стало, с той девушкой?» Тренер дышал ровно и медленно.
– Главное – ты в полном порядке, – сказала Зоя.
– А почему бы и нет?
– Просто еще один рабочий день, да?
– Именно, – подтвердил Том. – Мы всего-навсего показываем результат нашей работы. А ты чего, медаль хочешь? – Заметив, как она на него смотрит, примирительно поднял руки. – Прости. Старая тренерская шутка.
Зоя чертыхнулась. Том ее злил. Совсем ни к чему эта безмятежность – его попытка сделать вид, что ничего особенного не происходит. Обычно он вел себя намного лучше, но именно теперь, когда нужнее всего была его сила, у него явно сдавали нервы. Может, по возвращении в Англию стоит поменять тренера? Не сказать ли ему об этом, чтобы убрать эту фальшиво-мудрую улыбочку с его физиономии?
Несмотря на то что в каморке было тепло, ее всю трясло, и она ничего не могла поделать с этой унизительной дрожью. Она уже надела костюм и размялась; сдала анализ мочи и восемь кубиков крови – наверняка почти чистый адреналин; сказала несколько нервных слов под камеру для спонсоров; подписала бланки участниц заезда и приколола гоночный номер к спине комбинезона. Потом она сняла костюм и заново приколола номер булавками – повыше. Ей совершенно нечем было заняться в эти томительные минуты ожидания.
Толпа зрителей приступила к новой шумовой атаке.
Зоя с силой ударила ладонями по скамье:
– Я хочу туда! Почему не открывают дверь? Том зевнул и отмахнулся:
– Ради нашей же безопасности. Нас выпустят, как только служба охраны проверит коридоры.
Зоя обхватила голову руками. Эта была просто пытка – оказаться запертой в крохотной комнатушке, сидеть тут и ждать, когда кто-то там решит их освободить. Она не могла остановить дрожь, не в силах была оторвать взгляд от металлической двери. От рева толпы дверь подрагивала на петлях. Очень крепкая дверь. Она могла бесконечно долго выдерживать напор жаждущих автографа, за ней мог полчаса бушевать пожар… Но страх проникал сквозь нее беспрепятственно.
– Боже… – прошептала Зоя.
– Страшно?
– Того и гляди наложу в штаны. – Зоя подняла глаза на тренера. – Скажи, Том, только честно, тебе не страшно?
Он покачал головой:
– В моем возрасте такие события не пугают.
– А что пугает?
Том неопределенно пожал плечами:
– Ну знаешь… Постоянное ощущение того, что в погоне за собственными призрачными целями я не был достаточно щедр душой с теми людьми, которые мне дороже всего, за кого я чувствовал эмоциональную ответственность.
Том выдул пузырь из жвачки и стал разглядывать свои ногти. Зоя была готова его убить.
На трибунах над ними бушевал шквал.