монеты или драгоценные камни.
Софи ухватилась за край раковины, подтянулась, села на унитаз и помочилась. Моча сегодня была лимонно-желтого цвета. Она порадовалась тому, что мама и папа этого не увидели, потому что они, конечно бы, испугались. Она спустила воду и старательно вымыла руки в маленькой раковине «пирожком», получившимся из двух обмылков. Потом вытерла руки о джинсы. Через дверь она услышала, как родители смеются в коридоре. Мама сказала папе, чтобы он перестал петь.
Софи забралась на унитаз – взглянуть в зеркало, висевшее над раковиной. Каждый день приходилось смотреть, как она выглядит. Она делала это здесь, где ее никто не мог видеть. Софи сняла бейсболку с логотипом «Звездных войн» и внимательно осмотрела голову. Осталась одна-единственная прядь волос, свисавшая на лоб слева. В зеркале отражались темные круги под глазами, но в этом, наверное, был виноват резкий свет лампочки. Похоже, лицо еще больше осунулось. Софи поднесла пальцы к щекам, провела по скулам и почувствовала, какие они острые. На миг она испугалась, но тут же поняла, что это не связано с лейкозом. Просто на нее так повлияла микрогравитация «Звезды смерти». Это она вытягивает из тебя силу. Наверное, именно так выглядели штурмовики – если снять с них шлемы.
Софи надела бейсболку и еще раз придирчиво посмотрела на свое отражение. Она потерла пальцами щеки, чтобы они разрумянились хоть немного. Потом продумала все, что сделает дальше. Войдет в кухню, скажет папе, какая паршивая у него музыка, а затем поднимется наверх, в свою комнату, и ляжет в кровать. Нет, не так: «У тебя музыка – шигня», – скажет она, нарочно шепелявя, как Руби. Папа улыбнется, встанет на колени и подерется с ней понарошку, а мама будет смеяться, глядя на них. А значит, наступит еще один час, на протяжении которого мама не будет волноваться.
«Шигня», – повторила Софи, копируя Руби.
Том Восс до сих пор помнил, каково ему было в Мехико в шестьдесят восьмом, когда для олимпийской бронзы не хватило одной десятой секунды. Ту горечь обиды он ощущал даже теперь. Она жила у него в груди – жаркая, неотомщенная. Сорок четыре года спустя он продолжал остро чувствовать каждую десятую долю каждой секунды. Единицы времени, как зубья пилы, рассекали его. Другие люди так время не воспринимали. Зубцы пилы сливались для них в неразличимом тумане, а потом, в один прекрасный день, люди вдруг в изумлении просыпались, ощущая, что распилены пополам, словно ассистенты небрежного иллюзиониста. А Том знал, как происходит это распиливание.
Звонок от агента Зои пришелся на то время, когда Том отмокал в ванне, пытаясь заставить сгибаться колени.
– Она опять переспала черт знает с кем, – сообщила агент. – В Фейсбуке об этом трещат напропалую.
– В Фейсбуке? – переспросил Том.
– Это в Интернете, Томас. Социальная сеть. Люди пользуются такими сетями, чтобы обмениваться информацией с друзьями. Друг – это тот, кто…
– Ха, –