говорят о восходящей звезде Кудри, о предстоящей премьере у народного артиста, о пластике и рекламе, о языке кино и сути театра, наконец, народный признает уникальность таланта рекламщика Келдышева… однако приезжать на праздник духов и часов отказывается.
– Машину подгоню, Игорь Брониславович. Уже завожу.
Но тот и от машины отказался. У великих артистов великие дела.
– В рекламе никогда не снимался. У меня снялся.
– Ну да. Сколько?
– Не понял.
– Месячную зарплату за пару часов?
– Я неделю снимал. Что ты понимаешь! Смотри, можно такое за два часа снять?
Он вставил диск, потянулся за пультом, но не стал включать, вдруг усмехнулся.
– Сейчас, она тебе скажет. Скажет. Бике, она с востока, потомок Магомета, а Магомет «больше всего на земле любил ароматы и женщин».
– Ароматы! – Боря звонил Бике, подружке с недавнего времени.
Там не отвечали.
Я налил. Он продолжал звонить. Я выпил. Боря звонил.
– Магомет больше всего на земле любил женщин и ароматы, – я закусывал, хрустел капустой, – но, – я дожевал капусту, – но истинное наслаждение находил только в молитве.
Боря не посмотрел на меня, выдохнул, опрокинул рюмку, достал из компьютера диск с роликами, стал искать ключи от своей «Хонды».
– Погоди. Какие ключи? Борис! Боря. Остынь. А-а, вот они, – ключи его почему-то оказались у меня в кармане.
Борис взял ключи, засопел, уставился в пол, помолчал, потом:
– Ты к чему это – «ис-тин-ное наслаждение»?
–Так, вспомнил, просто. Боря, Боря, постой! – Боря разворачивался к двери, – ты посмотри, – я кивнул на стол, – вторую допиваем. Постоит твоя «Хонда», никуда не денется, гляди сюда, – подтащил его к окну, – во – видно твою «Хонду». Из моего окна видно твою «Хонду», Боря, ну Боря. Сторожить буду. Я сторож другу моему.
Он скосил губы в подобие улыбки. Ладно.
Подходили к метро. Тут недалеко. Поравнялись с крылечком – высокие ступеньки, хромированные перила, над козырьком по одной через паузу вспыхивали буквы «Б» « А» « Р».
– Давай по стопке.
Борис дернул плечом и, привычно, в предчувствии согласия и радости, повел головой в сторону и вверх.
По стопке, так по стопке. Боря – подарок, и сам ты рядом подарком становишься, самому себе уж по крайней мере, все легко и чисто, и на подъеме, только народился и будто не приходилось вовсе ни кривляться, ни врать, ни бегать от судьбы. Сама судьба – восторг, вот он, Келдыш. Да и рано совсем, только темнеть начало.
В зале никого, у стойки дама в высокой оранжевой шляпке без полей и с сильно перетянутой талией. Бросила в сумочку сдачу, поднесла бокал ко рту.
Да, а когда мы поднимались по ступенькам крыльца, нас яростно облаял рыжий песик на поводке, прицепленном к перилам.
Дама оставила на стойке пустой бокал и, скользнув взглядом где-то поверх наших голов, вышла из бара.
Собака ошалело бросилась навстречу, вскочила на задние лапы, стала тыкать носом в плечи и грудь хозяйки, та пытаясь отвязать ремешок,