возвращаться в госпиталь с воспалением легких – это дурной прикол и сменил сапоги на валенки. Свитер и безрукавка усилили теплозащитные свойства шинели. Что еще можно делать для согревания? – только поднять воротник и опустить уши у шапки. Хорошо еще, что в госпитале ушанку дали. А то выдали бы буденовку – и что тогда делать? Пришлось бы разоряться в военторге на новый головной убор. В качестве дальнейших мероприятий по согреванию предусматривались физические упражнения. Купленное пойло надо использовать скорее: теплое пиво – гадость, но замерзшее пиво – гадость в кубе: грызть можно, а вытряхнуть из бутылки – нельзя.
Что будем делать ближайшие два часа? Будем продолжать углубленно знакомиться с личностью меня самого – Лехи Журавлева. Документы, еще документы, письма… Три фотографии… Что, есть невеста? Нет?
Фото с картонной подложкой изображало предвоенное семейство – стоящий серьезный и основательный мужчина средних лет с усами и в пиджаке, рядом сидит на стуле приятная, чуть полноватая женщина в кофточке и беретике с девочкой на руках. Под девчушкой можно было бы подписать – шалунья, кокетка, непоседа и общая любимица. По бокам два паренька. В том, что постарше узнал свое еще более молодое изображение. На обороте надпись «Москва. Июнь. 1938 год». Предположу, что по случаю хорошего выходного дня или отпуска семейство приехало в столицу погулять. Заодно и зашли в фотоателье. Потом одну из карточек молодой курсант, видимо, забрал с собой на память о доме. Начал рассматривать второй фотоснимок (любительский), который изображал небольшую группу парней в военной форме возле какого-то дома с колоннами. Во втором ряду с левого края нашел свою улыбающуюся физиономию. На обороте: «Клуб нашего военного городка. Август 1940 г.». На третьем снимке (весьма-весьма любительском – резкость поплыла не только по краям, но и ближе к центру) рассмотрел обнявшихся ребят в большой светлой комнате с кроватями в ряд. У двоих из них были очки. Это точно не военные… Для пионерского лагеря ребята слишком взрослые. Отгадка нашлась на обороте: «Студенты-химики в общежитии «имени монаха-химика Бертольда Шварца» первый курс. Сентябрь 1938 г.». У писавшего с чувством юмора и знанием советской литературы было все в порядке. А чья это примечательная рожица? Так выходит, я еще и в химическом институте успел проучиться. И в этой реальности тоже… А как же я стал летчиком? Что-то по срокам не вяжется. В институте даже тогда учились не менее лет пяти. Наверное, Алексей Журавлев буквально воспринял лозунг «Комсомолец – на самолет!» и не стал инженером-химиком – переквалифицировался в авиаторы. Ничего, после войны станет. Может быть… Если повезет.
Документы… Летная книжка… Выписка из личного дела… Аттестат продовольственный… Комсомольский билет. Хоть что-то похожее на то, что было и у меня. Э! А почему в билете только два ордена на первой страничке? Боевое и Трудовое Знамя. А, вспомнил… Остальные будут потом, а орден Октябрьской Революции вообще только в семидесятом году. Фотка в комсомольском билете была как копия из другой реальности. Вот ведь бывает же!
Письма…
Несколько