Можно было уйти на свою сторону, но как возвращаться с пустыми руками. Разведчики залегли. Тогда противник решил окружить их и захватить в плен. Но не тут-то было. Подпустив врага на близкое расстояние, разведчики организованным огнём уничтожили 20 неприятельских солдат, а возглавлявшего их унтер-офицера взяли в плен и в полном составе вернулись в свою часть» [29; 372 – 374].
Пример смелых самоотверженных действий советских воинов-разведчиков при подготовке Острогожско-Россошанской операции приводится и в книге воспоминаний Николая Григорьевича Штыкова («Полк принимает бой»), на тот момент заместителя командира (а впоследствии и командира) 73-го гвардейского стрелкового полка 25-й гвардейской стрелковой дивизии, входившей в 40-ю армию К.С. Москаленко.
«Подразделение Чашкина (старший лейтенант, командир одного из взводов в 73-м гвардейском стрелковом полку – И.Д.) пошло в разведку в ночь на 11 января, – пишет Н.Г. Штыков. – Его бойцы, одетые в белые масхалаты, незаметно преодолели минное поле и проволочные заграждения, подползли вплотную к вражеским блиндажам. Но здесь их обнаружили. Завязался бой. Осколком гранаты был ранен разведчик Чеботарёв. Но он нашёл в себе силы первым ворваться в блиндаж. За ним последовал старший сержант Павлов и несколько других бойцов взвода. В яростной рукопашной схватке они уничтожили шестерых гитлеровцев, а одного взяли в плен. Отходя, группа закидала гранатами три дзота противника. Словом, разведпоиск удался» [49; 38].
Подъём боевого духа, стремление наступать и бить врага – вот каковы были настроения в наших войсках.
Совсем иная картина наблюдалась по ту сторону линии фронта.
Взятый в плен бойцами старшего лейтенанта П. Чашкина в ходе разведпоиска в ночь с 11 на 12 января 1943 года (см. выше) немецкий солдат 429-го полка 168-й пехотной дивизии, дав ценные сведения об обороне немцев и венгров в полосе будущего наступления 73-го гвардейского стрелкового полка, рассказал и об упадке настроений в их частях:
«Он, в частности, сообщил, – вспоминает Н.Г. Штыков, – что в их полку едва успевают восполнять потери, которые наносят гитлеровцам каждодневные налёты нашей артиллерии и снайперы. Признался, что моральный дух его сослуживцев под влиянием катастрофы немецко-фашистских войск под Сталинградом упал, что сейчас не только солдаты, но и многие офицеры перестают верить в благоприятный для них исход войны. Особенно это заметно в венгерских частях, которым гитлеровское командование всё больше перестаёт доверять. Кстати, об этом нам и самим было хорошо известно. Из попавших в наши руки документов, из показаний пленных мадьяр мы знали, что многие из них начинают осознавать, что участвуют в преступной, чуждой им войне. И уже не желают ничего иного, кроме как вернуться домой» [49; 38].
О подобных настроениях, царивших в рядах 2-й венгерской армии, противостоявшей нашей 40-й, пишет в мемуарах и К.С. Москаленко [29; 360 – 361]. Кстати, он указывает, что эти настроения были одним из факторов, на которых базировалась его уверенность в успехе наступательной операции