на гитаре.
В мае сорок третьего он с отличием окончил музыкальное училище и поступил на первый курс консерватории. После экзаменов и зачисления Валентин в составе группы первокурсников консерватории оказался на знакомых хлопковых полях. Гули появилась так же тихо с кувшином воды. Обернувшись, он увидел повзрослевшую девушку. Черные с угольным блеском волосы и такие же черные глаза на милом лице. Волосы теперь были собраны в две косы. По-прежнему в шароварах, но теперь через платье угадывались очаровательные формы тела девушки. За прошедший год она превратилась в загадочную восточную красавицу с миндалевидными смеющимися глазами.
– Как ты повзрослела!
– Это хорошо или плохо?
– Смотря с какой точки зрения. С точки зрения наблюдателя, ты стала просто красавицей, а с точки зрения времени, состарилась на год.
– А что для тебя лучше?
– Мне хотелось бы остановить время и чтобы мы в нем остались такими, как сейчас.
Она рассмеялась и процитировала:
– Ни былой, ни грядущей минуте не верь,
Верь минуте текущей – будь счастлив теперь!
– Кто это? – спросил изумленный Валька.
– Омар Хайям.
– Кажется, поэт или восточный мудрец?
– И тот и другой.
Она снова приезжала на хлопковое поле каждый день и несла ему кувшин с водой. В конце лета случилось необычное для тех мест явление. Посреди ясного дня налетел шквалистый ветер, и небо заволокло огромными кучевыми облаками, из которых полились длинные струи воды. Они стояли в дальнем конце хлопкового поля друг против друга в промокшей одежде и смеялись. Ливень закончился так же внезапно, как и начался. Через прилипшую к телу мокрую одежду проступала грудь девушки, с мокрых волос на ресницы стекали капли. Она ладонью вытерла его мокрое лицо и пригладила светло-золотистые волосы. Валька прикоснулся к ее лицу. Она смотрела на спрятавшееся за тучей солнце и улыбалась. От порывистого ветра ей становилось немного холодно. Преодолевая робость, Валентин осторожно обнял ее. Пробивающееся через уходящие облака солнце стало быстро согревать все вокруг.
Фронтовые вести становились все более обнадеживающими. Однако, судя по письмам и похоронкам, приходящим к знакомым и друзьям Ольги Васильевны с фронта, было ясно, что за Ржев, Сталинград и Курск заплачена невиданная цена. Самое большое беспокойство вызывал приближающийся призывной возраст Валентина. Ходили слухи о готовящемся указе народного комиссара об освобождении от призыва для всех студентов высших учебных заведений. Но он так и не вышел.
В один из зимних вечеров, листая нотные тетради Бергера, Валька наткнулся на рукопись нот каких-то пьес для гитары. Он уже быстро играл с листа. Попытался сыграть попавшиеся рукописные ноты. С каждой сыгранной строкой он чувствовал красоту неизвестной никому музыки. Он никогда раньше ее не слышал. Валентин погружался в мир исчезнувшего