Сирены воздушной тревоги разрывали ночь. Приходилось бежать из дома, дабы не быть погребенными под развалинами. В одну из таких ночей в подвале бомбоубежища Рудольф встретил Бэлу. Они сидели рядом, она потрогала его голову:
– У тебя шрам на месте той раны. Не болит?
– Он напоминает о тебе. После той драки боюсь за тебя, Бэла. Эти ублюдки не дадут покоя.
– Не бойся, мама со мной, меня никто не тронет. Мама меня очень любит, все будет хорошо.
Из бомбоубежища Рудольф проводил Бэлу до дома. Она предложила зайти. Бэла жила вдвоем с матерью в просторной богато убранной квартире. Окна выходили на старую ратушу и площадь. В гостиной стоял черный рояль.
– Кто у вас играет на таком инструменте?
– Папа играл… – глаза Бэлы стали влажными.
– Что с ним сейчас?
– Знаю только, что еще жив и находится в лагере на юге Германии. Мама ездила к нему в прошлом году.
– Это правда, что твой папа был богатым?
– Да, у папы были ювелирная мастерская и два магазинчика. Но в середине тридцатых все конфисковано в пользу немецкого народа и Великого рейха. Потом папу отправили в лагерь.
– И у вас ничего не осталось?
– Кое-что осталось. Но все свои драгоценности и украшения мама отдала офицеру СС, чтобы ей разрешили свидание. У папы был большой бриллиант старинной огранки со своей историей. Он был реликвией семьи и передавался в папиной родне по наследству многие поколения. Папа подарил его маме на день моего рождения. Это был очень дорогой и красивый камень. Он мог светиться в темноте. И был всегда теплым. Маме пришлось с ним расстаться, чтобы папе сохранили жизнь. Она отдала его коменданту лагеря. Глаза Бэлы стали совсем мокрыми, голос немного дрожал. Рудольф понял, что больше не стоит продолжать этот разговор.
– Ты умеешь играть на таком инструменте?
– Да, немного. Бэла открыла черную крышку и стала играть. Она играла неизвестную грустную классическую музыку, которая показалась Рудольфу очень трогательной…
Под Рождество сорок третьего пришла похоронка на отца. Бабушка билась в истерике. Мать, не проронив ни звука, взяла сыновей за руки и зажгла свечу на старом камине. Она была так бледна, что в тусклом свете ее лицо казалось совсем белым. На ней было черное платье. Она долго сидела, глядя на похоронное письмо от командования вермахта и на довоенную фотографию отца, где он, улыбаясь, кусал большую буханку теплого хлеба, сжимая ее в руке. Отец погиб под Сталинградом.
Рудольфу шел восемнадцатый год. После гибели отца в семье что-то надломилось. Мама перестала включать радиоприемник во время выступлений вождей нации. Бабушка, восхищавшаяся речами фюрера, стала замкнутой и какой-то нервной. Все усугубляли ставшие будничными английские беспощадные бомбардировки. Бабушка ненавидела всех: русских, которые убили ее сына, англичан, которые разрушали любимый город и убивали мирных жителей, американцев, которые помогали англичанам и русским и так же