Он часто вспоминал эту милую светлую девушку без определенных черт, но вобравшую в себя всю женственность мира. Он впервые полюбил в ней женское как иное, как то, к чему всегда влекут самые заповедные чувства души.
С женой Дэн пережил первые серьезные жизненные испытания – брак, роддом, ребенок, первая ссора с родителями, от которых захотелось навсегда оторваться, улетев в собственную клеть счастья. Не получилось: суровая рука отца, естественно же невзлюбившего девушку с самого первого взгляда, невзлюбившего по этой совершенно непонятной угрюмой инерции не любить никого; да истерика матери («только через мой труп») не позволили Дэну совершить правильный шаг, и уйти от этих духовно чуждых ему людей, которые лишь по несчастливой случайности оказались его родителями. С женой Дэн впервые понял, насколько родители ему чужие люди, и насколько жена (чужой человек) является родным, поистине родным и близким.
Часто, очень часто корил он себя за то, что не хватило тогда простой смелости (у других ведь хватило) оттолкнуть этих ненавистных «предков», уйти, оставив их жить (скорее доживать) свою собственную неинтересную и бескрылую жизнью. Никогда, никогда родители не понимали Дэна. Он был готов повторять это «никогда» вечно, вспоминая все ужасные картины этого непонимания («что ты слушаешь, что ты смотришь, что читаешь, что ты делаешь, зачем ты живешь?»…). Непонимание рождало отвращение; отвращение ко всему. Оно отравляло жизнь, отбивало вкус ко всем значительным и важным, как казалось ему, вещам.
Только жена поняла его. Она была первая, кто понял его. Именно поняла, поэтому и ушла. Жаль, конечно. Дэну иногда хотелось все вернуть, он даже предпринимал несколько безумных попыток воссоединения, приезжая к жене, которая была теперь с другим, на другом конце города, в другом мире под предлогом увидеть дочь. Но всегда, всегда один и тот же результат. «Снежная королева нашей любви», – думал Дэн. Где она? Она исчезла так же неожиданно, как и появилась, оставив после себя одинокие сады, где жили лишь райские птички и горькая тоска.
Только раз удалось разжалобить жену. Ее муж куда-то уехал и они, как тогда, в ранние годы, прячась и скрываясь, остались на ночь вдвоем, насладившись друг другом сполна. Это была на редкость блаженная ночь. Но на утро – никакого продолжения. Суровый отпор. Слишком суровый, чтобы появилась малейшая надежда что-то восстановить. Темные круги под усталыми глазами, укоризна, смутный налет раскаяния, нежелание говорить, и судорожное указание на дверь с просьбой никогда больше не приходить. Это жестокое «никогда» прозвучало смертным приговором не только будущему, но и прошлому. Честно признаться Дэн тоже не хотел никакого продолжения. Он был рад, что ему удалось еще раз, наверное, напоследок, сорвать это цветок. Теперь он мог жить этим воспоминанием долго, очень долго. Но он все равно возвращался, правда никогда больше не испытав счастья той случайной ночи, ее особенную и ни с чем не сравнимую сладость. Никогда же не было такого, когда они были женаты. Запретный плод