родина, сынок, так мы приговаривали всегда. Но оказалось, что там уже давно тире, а не запятая. Пока нас не было, родина превратилась в озябшего мальчика на дороге в никуда.
Это наша родина – сынок.
Извини, мы не сразу узнали тебя.
Бедная машинка
Мне вообще нельзя нервничать, я нежная, невротик, человек без кожи, всегда такая была, с детства.
В пробке на ТТК справа от меня – старая машинка, доверху набитая овощами и фруктами, надрывается, еле пыхтит.
«Двушечка».
Бедная машинка, у меня давно-давно тоже такая была…
«Не моя ли?» – сердце сжимается тревожно и жалостно. Перепродавали сто раз, перекрашивали, и не узнать теперь…
Как же ей тяжело, она старенькая, болеет, а её заставляют работать не по силам, грузят нитратными витаминами.
Мохнатая лапа с золотой печаткой на толстом волосатом пальце выбрасывает из окошка мятую сигаретную пачку.
От ненависти у меня бешено чешется затылок.
«Двушечка» еле едет – чёрный дым из выхлопной трубы, не чистят карбюратор, не меняют масло. Ей тяжело, она перегружена, попка опущена, брюшком разве что не скребёт асфальт, колёса проминаются…
Машинка, бедная машинка…
Мне становится больно, ломит тело, я чувствую, как рвутся из последних силёнок её жилки, как ломит её косточки. В правое зеркало мне видны её грустные круглые глазки. Этот взгляд невозможно выдержать.
Суки, твари, да у неё ржавые пятна пошли по всему кузову… Не заботятся, не лечат, только юзают, юзают, а когда не сможет ездить, когда нечего будет с неё взять, просто бросят одну помирать под дождём, на свалке, и какие-нибудь другие придурки, мудилы, всякий там генный мусор, результат нерешительности правительства при принятии закона о стерилизации населения по социальным показаниям, генный мусор сожжёт её «по приколу»…
Пробка кончилась, все поехали быстро, я втапливаю как следует, на бело-полосатом островке стоит дэпээсный фордик, я подлетаю, подруливаю вплотную, там дремлют два молодых инспектора, один открывает глаза удивлённо и сонно, я опускаю стекло.
– Черножопые мучают русскую машинку, – говорю я. – И если у вас осталась хоть капля русского достоинства…
И по глазам вижу, что он меня понял.
Начинается погоня. Инспектора врубают маячок, я еду за инспекторами, до чего же хорошо, когда впереди кто-то с маячком, за мной выстраивается ещё целая свита, но они не в этом смысле, не на защиту бедной машинки, а им просто нужно побыстрее.
Фордик мигом настигает черножопых, садится им на хвост.
Черножопые выскакивают на Звенигородку в направлении области. Поняли, что сейчас возьмут за жабры.
Лейтенант приказывает им остановиться, но они только прибавляют газу, бедная, маленькая машинка, как ей тяжело, трудно дышать, бьётся её изношенное сердечко, болят колёсики…
Такую старенькую машинку догнать на форде – раз плюнуть. Инспектора теснят черножопых к обочине, давят на психику сиреной и проблесковым маячком.
Вот бы расстрелять