но их дом не трогали из-за деда – крестьяне за него вступились, так как он организовал учёбу их детям, вёл просветительскую работу, помогал с будущим образованием одарённым крестьянским ребятам. Он считал, что Россия будет сильна только своими умами, и всё время приводил в пример Михайло Ломоносова. И всё было бы хорошо, если бы вдруг не пришли «зелёные» (и такая партия была в то лихолетье). Эти зелёные – то ли анархисты, то ли либералы – себя по-разному именовали, но грабили, как настоящие бандиты. Горькая участь не миновала и их усадьбу. Дед принялся их главаря увещевать, и его просто застрелили. Когда, увидев это, тихая, интеллигентная бабушка бросилась на них с кулаками, её тоже застрелили. Потом стали грабить усадьбу, гонять прислугу, пожили несколько дней здесь, крушили всё подряд, выпили и съели всё, что можно было, и ускакали восвояси. Здесь же, в саду, и похоронили родителей мамы. Жизнь и смерть – это не то, чем мы можем управлять и манипулировать. Кому же там наверху понадобилось, чтобы так, по-зверски убили этих добрейших людей? Нам это неведомо и не нам это решать.
Они пожили несколько дней в усадьбе, и мама приняла решение ехать в Киев к своему брату. Добирались мучительно долго, но добрались. Уже на дворе стояли лютые морозы. Когда они подошли в дому брата, мамино сердце сжалось от плохого предчувствия. Во всех окнах было темно, дом стоял как укор всем тем, кто пустил чужие жизни под откос. Мама долго звонила в колокольчик, трясла ворота, дети били ногами… наконец послышались шаги. Спасибо тебе, Господи, кто-то есть живой в доме. Им навстречу шёл дворецкий брата, по-прежнему подтянутый, несмотря на возраст. Он сразу узнал сестру своего хозяина.
– Барыня, проходите, как я рад вас видеть. А ваш брат ждал родителей, предупредил меня на всякий случай. А тут вы. Он думал, что вы из Москвы уехали или в Германию, или во Францию. Был уверен, так как вам телеграфировал.
– Мы ничего не получили? А где брат, семья? Дети где?
– Уехали в Ниццу, успели на последний пароход из Одессы. Я тут остался на хозяйстве и родителей ваших ждал. Он им тоже телеграфировал, ждал их.
– Ой, горе у нас, милый, – и мать дала волю слезам.
Няня хозяйничала на кухне, ведь всё здесь знала – они часто бывали в гостях у брата хозяйки. Накормив детей и уложив спать, они уселись на семейный совет, допустив и бабушку – она уже большая, всё-таки 13 лет. Пригласили и дворецкого, так как он преданный их семье человек и знал обстановку в Киеве. Дворецкий сообщил, что никого из сослуживцев и близких друзей её брата в городе не осталось, некоторые из них приходили домой и спрашивали его. Остаётся одно: или здесь остаться до весны и дождаться, когда пойдут теплоходы из Одессы до Марселя, или ехать в Москву. Тут влезла в разговор взрослых бабушка, хоть она и была маленькая, но росла довольно умненькой.
– Мама, а помнишь, как мы в Ниццу, во Францию, ехали в гости года два назад? Мы встретились с дядей в Варшаве, они из Киева приехали на поезде, а мы из Москвы.
– Да, доченька, помню. Какая ж ты у меня умная. Надо нам ехать отсюда в Варшаву. А оттуда – через Германию