Армии наводить порядок. Будет два прицепных пассажирских вагона, в одном поедут новые красные командиры и комиссары, а в другом – пассажиры, и там он обещал сделать им места. Через два дня они уехали. Маме была важна географическая близость семьи. Это её психологическая поддержка, а из семьи у неё остался на этой земле только брат. Про мужа она уже всё понимала, но, боясь чего-то страшного, предпочитала не знать правду – так хоть где-то в глубине души теплилась надежда, что он жив и что комиссар не врал ей, хотя его стальной взгляд говорил о другом. В этих хлопотах и перипетиях судьбы она даже забыла, что беременна, она не чувствовала, как в ней растёт новая жизнь, и ребёнок сидел смирно у неё в животе, не мучил свою мать, как будто понимал, что маме сейчас не до него.
В Бресте стояли долго. Младшая сестрёнка капризничала, у неё начался жар. Мама хотела выйти и постараться найти фельдшера на станции или хотя бы в солдатских вагонах, чтоб осмотрели сестрёнку, но няня решила пойти сама, обещала обязательно вернуться с фельдшером. Её не было очень долго, сестрёнка всё плакала, мама как могла её утешала, очень боялась, что их могут высадить: решат, что у сестрёнки грипп-испанка, который тогда охватил всю Европу. Эпидемия была страшная, солдаты Первой мировой войны почувствовали это на себе. Об этом не афишировали, но Испания объявила об этом страшном гриппе, уничтожающем всё вокруг, первой, потому и грипп назвали «испанкой». У всех эпидемий были три волны, которые растягивались на годы, в России началась вторая волна, в Европе – третья. Мама боялась самого страшного. А няня всё не шла. Мама молилась, чтоб поезд поскорее поехал – до Варшавы совсем недалеко, а там она найдёт врача. Бог услышал мамины молитвы, и поезд вдруг резко тронулся с места, моя маленькая бабушка вскочила с места, накинула свою шубку и побежала в тамбур, спрыгнула с вагона и мчалась вдоль перрона, зовя свою любимую няню. Поезд набирал скорость, и она, моя маленькая бабушка Надя, только успела увидеть в грязном окне вагона мамино лицо со смертельным ужасом в глазах. Больше своих мать и сестёр она никогда не видела…
Когда няня появилась на перроне с каким-то мужчиной в белом халате, накинутом сверху на пальто, она чуть не лишилась рассудка – поезда не было. Фельдшер махнул рукой, развернулся и ушёл. Няня осталась стоять как изваяние: её семья уехала, а она осталась одна. Семья бабушки была для неё тоже семьёй, хоть они и не имели кровного родства. Но разве в любви имеет значение состав крови, главное – всеобъемлющая любовь няни к детям, большая и чистая, которую словами трудно передать, и никто ещё не смог это описать словами, только поступки людей могли доказать это. Когда няня увидела ребёнка, стоявшего на перроне и горько плачущего, она обомлела.
– Наденька, что ты здесь делаешь? Почему ты здесь?
– Я выбежала за вами, поезд тронулся и быстро поехал, – всё продолжала плакать девочка. – А они там, в поезде. Мы их потеряли.
– Не плачь, моя голубка, мы их догоним. Я уверенна, что мама нас будет ждать в Варшаве.
И они на перекладных поехали в Брест. В Бресте им сообщили, что поезд с солдатами