понял, что где-то совсем рядом находится храм зверя Ниберу, хотя несколько часов назад отряд патрулировал совершенно другое направление. Их как-то вынесло в иную часть Ошиаса.
– Что это за существа? – Синсинг, опуская руку со ставшим вдруг невероятно тяжёлым мечом, приподнял левую бровь.
Помощник обладал странной особенностью: две стороны его невероятно подвижного лица действовали вразнобой.
– Непонятно, – мрачно, но честно буркнул Рин.
– Никогда о таком не слышал, – признался Син, кося правым глазом в сторону, откуда несколько минут назад появились странные враги.
– Я тоже. Обработайте раны и соберите трупы.
Рин был страшно зол сам на себя: надо же так глупо попасться! Их взяли тёпленькими, как телят из-под жикоров.
– Трупы – и свои, и чужие. Своих – похоронить, чужих – с собой. Опознаем позже. Хорошо, если кто-то из них тоже остался в живых. Если такой будет: допросить сразу же.
Не успел он договорить, как раздался стук копыт. Син кивнул, скомандовал тем, кто ещё мог оставаться в седле, и, пришпорив коней, сопровождение исчезло в клубах предрассветного тумана.
Рин опустился на землю, схватившись за левую сторону груди. Сначала ему показалось, что его всё-таки задело лезвием: боль смешалась с прохладой, очень знакомое чувство, то самое, когда рана исходит кровью. Но броня не была повреждена. Тут же он понял, что это налился цветок калохортуса. Кровь обильно сочилась даже сквозь броню и пропитывала походный плащ. Такое случилось лишь однажды, там, на берегу замерзающей Айу, когда Рин навсегда потерял друга, брата и «мою»… Её. Эль Фэнг.
Он словно сам тогда ушёл на ту сторону тени. Когда обезумевший пытался достать что-то в обжигающе холодной воде полыньи голыми руками, воя в бездушную бездну. А затем метался среди умирающих своих и чужих солдат, разыскивая Эль. А потом Тансинг, старший брат умирал у него на руках. И – как ни жутко звучало – это было уже хорошо, потому что, по крайней мере, от брата осталось тело, тень которого можно проводить на ту сторону как полагается.
Там Рин словно навсегда заледенел, оставив все чувства в зимней Айу. И сейчас он не испытывал страха, просто – отстранённое любопытство. Кем был этот затаившийся в степи противник, заставивший цветок калохортуса плакать кровавыми слезами?
– Ринсинг, – Син вернулся и уже несколько минут стоял у него за спиной, не решаясь окликнуть.
Командир патрульного отряда сингов обернулся. Взгляд был тяжёлым и равнодушным. Не лицо, а застывшая маска.
– Что? – Рин медленно, стараясь не тревожить кровоточащий цветок у себя на груди, поднялся. Он сразу понял: случилось что-то более чудовищное, чем внезапное нападение на его отряд.
– Тел нет, – доложил Син.
– Как так?! – Рин нехорошо прищурился.
– Пропали, – развёл руками Син. Растерянно, совсем не по уставу. – И наши, и чужие. Исчезли. Как будто ничего не было. Но треть нашего отряда… Я видел, как падали синги. Динсинг,