Лишь у немногих протестующих солдат были мечи и ножи, большинство же были простыми и безоружными крестьянами.
– Прекратите! Хватит! – закричал Танака, когда на него брызнула кровь из горла стоящего рядом человека. – Если я не…
Генерал Рёдзи схватил Танаку за руку.
– Возвращайтесь в экипаж! Немедленно уходите отсюда!
– Но они не…
– Да, это не они, это сделали вы.
Он потащил Танаку подальше от сумятицы, обратно к кавалькаде, и я последовала за ними. Нас провожали молчаливыми неодобрительными взглядами. Матушка убрала руку за шторы паланкина, но его величество внимательно наблюдал за нами из-за спин собравшихся поглазеть на резню придворных, и на мгновение наши взгляды встретились. Он не сказал ни слова и не пошевелился, но на миг мне показалось, будто он улыбнулся, мрачно, но с уважением. Правда, потом я начала в этом сомневаться. Просто выдала желаемое за действительное, не более.
Эдо ждал у дверцы экипажа, но как только Рёдзи привел Танаку, немедленно скрылся из вида, придержав для меня дверцу. Я заняла свое место, дрожа с головы до пят.
Генерал сунул голову внутрь.
– У тебя есть предсмертное желание, мальчишка?
– Я лишь пытался предотвратить кровопролитие, генерал, если вы не заметили.
– И тем самым нарисовал у себя на спине огромную мишень.
– Народ меня любит!
Ухмылка генерала Рёдзи больше напоминала звериный оскал.
– Думаешь, они приветствовали тебя? Они тебя даже не видели. Перед ними снова стоял Катаси Отако.
– Я рад, что выгляжу…
– Твой отец был предателем. Чудовищем. Он убил тысячи человек. А ты…
Он явно не сумел подобрать нужные слова и захлопнул дверь. Я крикнула вознице, и карета потряслась дальше. Танака нахмурился, не обращая внимания на озабоченные вопросы Эдо, а снаружи на Поля Шами лилась кровь людей, готовых умереть ради семьи Отако.
Глава 2
Рах
Отрезать голову куда труднее, чем вы думаете. Умеющий обращаться с топором человек сможет сделать это с одного удара, если только жертва не пытается сбежать, но в степи голову отрезают ножом. Первый надрез – дело простое. Потом зазубренное лезвие углубляется в плоть, и тут кажется, будто все почти готово. В первый раз я тоже так решил. Подумал, что это будет легко и просто и кровищи будет гораздо меньше.
Но таковы уж наши традиции. Традиции левантийцев. И хотя мы ворчим, но все равно пилим ножом и еще теплую плоть, и давно остывшую, чтобы освободить душу покойника. Даже когда мы далеко от дома.
– Почему просто их не бросить? – спросил Эска, расхаживающий за моей спиной. Он молотил дорогу шагами, словно она нанесла оскорбление его матери. – Ночь на дворе.
Темная кровь на лице покойника напоминала рваную маску. Кровь вытекала из глаза и глотки – кто-то уже выполнил половину моей работы.
– Бросай его, Рах, пошли. Они и врагами-то были никудышными.
– Все души одинаковы, – возразил