до них – каменных топоров и ножей, пращи и лука, одежды из шкур, – их изобретения имели магический характер и доставляли «эстетическое» удовольствие. Так родились прамузыка и праграфика.
И воспринимая это великое праискусство, человек чувствовал в своей груди нечто необычное, неосязаемое и необъяснимое, тем не менее, приводящее его в восторг – это рождалась его Душа.
(Неандерталец не знал искусства, и мозг его не совершенствовался, и потому искусство не просто «развлечение», а основа мышления.)
Эти два первобытных гения (и возможные их соизобретатели в разных частях мира), чьи умения постепенно разошлись по всей земле (краю), были празернами, от которых проросли музыка, живопись и все последующие искусства.
К сожалению, древние мелодии «растаяли» в воздухе, и мы не можем судить, какими они были, но сохранившиеся наскальные и пещерные рисунки и живопись достойны восхищения. За этими обрядовыми и охотничьими сценками, первые из которых, вероятно происходят под сопровождением первобытной музыки, проглядывается формирование архетипа человека.
Звуки и изображения, связанные со слухом и зрением, затрагивают то, что Люсьен Леви-Брюль{21} (1857–1939) называл «дологическим мышлением». Это самые глубинные «первобытные» слои подсознания человека, их дисгармония может разрушить психический «фундамент» личности и привести к шизофренизации общества. Словом, размывание личности человека может начаться с того, с чего она вначале созидалась. Весьма грустная тавтология.
В древности в Китае были своеобразные мелодийные «разведчики», которые ездили по стране, слушая какие песни и мелодии звучат в разных княжествах и определяли по ним, что может произойти там, в ближайшем или отдаленном будущем. Ибо именно через мелодии выражаются скрытые надежды, боли и стремления народа.
О своих наблюдениях «разведчики» докладывали императору, на основе чего тот строил имперскую и региональную политику.
Изобразительное искусство тоже является соответствующим социальным индикатором.
Поэтому известную поговорку, можно перефразировать так: «Скажи мне какие в твоей стране звучат мелодии и преобладают визуальные объекты, и я скажу, что ждет ее: духовность или одичание». Отсюда, тончайший знаток музыки и вокальный эстет маркиз Джакомо Лаури-Вольпи{22} (1892–1979), забыв о своем высокородстве и высококультурье, чуть ли не вопил о том, чем грозят культуре «опиумно-кокаиновые» «музыкальные шедевры», заполонившие мир, и рев, заменивший пение. И вполне закономерно, что наблюдаемый закат современной цивилизации начинается с кризиса в музыке и живописи.
Где-то, около 20 тысяч лет тому назад, во многих местах возникают коллективные игры, имитирующие животных и вызванные ими ответные движения охотников. Так появляются «охотничьи» танцы. Со временем они обретают магический характер. Появляется обрядо-хоровое пение, сопровождаемое