штандарт.
Ельцин говорил медленно, как робот, с обычной гнусавинкой:
– Вот этот день и настал… Дорогие друзья, дорогие мои, сегодня я последний раз обращаюсь к вам с новогодним приветствием… Но это не всё: сегодня я последний раз обращаюсь к вам как Президент России. Я принял решение, долго и мучительно над ним размышлял… Сегодня в последний день уходящего века я ухожу в отставку…
Ельцин выглядел напряженным, лицо его напоминало застывшую алебастровую маску. Выражения глаз в заплывших глазах-щёлочках разглядеть было невозможно. Он выговаривал слова очень старательно, будто иностранные, но на тех, что посложнее – «конституционный», «прецедент», «цивилизованный» – дикция все равно его подводила.
Когда он попросил у народа прощения, Давыдов насмешливо хмыкнул:
– Во артист!
Птицын метнул на него сердитый взгляд, прижал к губам палец.
– Тиш-ше…
Внимательно дослушав выступление Ельцина до конца, он убавил звук и обратился к начальнику РУБОПа:
– Твое мнение?
– Значит, так надо. – Давыдова трудно было вытащить из образа простоватого деревенского парня.
Впрочем, помолчав, рубоповец все-таки высказался:
– А чего, Борис Николаевич – мужик прикольный. Как он оркестром дирижировал! Опять же Указ двенадцать двадцать шесть подписал. Толк был!
Птицын кивнул, толк имелся, и немалый. Указ № 1226 от 14 июня 1996 года «О неотложных мерах по защите населения от бандитизма и иных проявлений организованной преступности» был издан как нельзя вовремя. Когда девятый вал блатного беспредела захлестывал страну, милиции наконец-то позволили работать. Бандюков разрешили задерживать в качестве подозреваемых на целых тридцать суток. Вместо трех! А за тридцать суток можно крепкую доказательную базу сколотить. Указ напрямую запрещал применять к членам ОПГ подписку о невыезде или залог, мера пресечения отныне им избиралась единственная – арест. Много еще толкового содержалось в этом Указе. РУБОПы тогда стали прилично финансировать, появился транспорт, бензин, оргтехника.
По всей России-матушке принялись щемить бандитов нещадно, в Остроге их почти под корень извели, все сидели. Не то что сейчас!
– Жаль, что отменили Указ в девяносто седьмом, – ностальгически вздохнул Птицын.
– Воровской ход! – На сей счёт у Давыдова имелось устоявшееся мнение.
И.о. начальника КМ не стал разубеждать майора, он и сам полагал, что без криминального лобби в верхних эшелонах власти при отмене превосходно зарекомендовавшего себя Указа не обошлось.
– А про преемника, Вадим Львович, вы чего думаете?
Птицын одернул лацканы выходного двубортного пиджака:
– Кэгэбэшник. Они все на шифре. Говорит правильно. Посмотрим, Денис, тут от нас с тобой ничего не зависит. Давай лучше покалякаем о делах наших скорбных. Только сначала – по граммульке. Ты как?
– Немножко можно.
– Ну я тебе много и не налью, а то разбуянишься. Вертушок поверни на двери, не сочти за труд.
Птицын выставил из сейфа на