пас лошадей, людей мало видел.
– Хм… Счастье, – усмехнулась старуха. – Все ищут его, а никто не знает, в чем оно?
И кряхтя поднялась она, подошла к ручью, зачерпнула из него горсть воды и куда-то плеснула ее.
И вдруг увидел Алегеко, что далеко-далеко в степи огонек засветился и быстро разгорался, пока не превратился в громадный пожар.
Языки пламени поднимались высоко и лизали черное небо. А вокруг Алегеко стояла глухая и темная ночь, такая темная, что и звезд не видно было. И сразу потух пожар, и там, где он только что бушевал, было ясно, как днем: видно было синее небо над степью, и солнце светило, а в степи стоял громадный город, обнесенный зубчатой стеной.
За стеной видны были высокие и белые минареты. По дороге множество войска конного и пешего направлялось в город, а навстречу ему из города поспешно вышло другое войско. И вот оба войска сошлись, и начался бой. И уже недалеко в степи происходил бой, а на другом берегу ручья, и среди воинов Алегеко хорошо заметил одного, который яростно рубил направо-налево. И показалось ему, что он видел этого воина, знает его.
– Да ведь это – я!
И не стало вдруг ни войска, ни степи, ни города. И увидел Алегеко обширную городскую площадь, всю залитую яркими солнечными лучами. Народом наполнилась она, а кому места на ней не хватило, так на крыши домов, на деревья взобрался. Заколыхалась, расступилась толпа, и показался тот самый воин, который так храбро дрался около городских стен. И цепи висели на нем, и стража окружала его.
– Это – я? – опять воскликнул Алегеко и закрыл глаза, а когда он снова открыл их, то уже не было видения, кругом стояла ночная темь, степь спала, вверху блестели звезды.
Осмотрелся Алегеко; старухи не было около него.
И поражен был виденным Алегеко.
– Что же это было: сон или же все наяву я видел? – прошептал он и не спал до утра.
В богатом ауле на Малке князь устроил народный праздник по случаю женитьбы своего сына.
На степной равнине, за аулом, собрался народ, расселся в большой круг и пил бузу, которую княжеские холопы разносили в деревянных ведрах, ел баранину, которую рабы варили в котлах, жарили на вертелах.
И от хмельной бузы языки развязались, и народ прославлял добродетели своего князя и сына его.
Князь тут же находился: на разосланных коврах сидел с гостями – с князьями и узденями соседних аулов, круговой чинак крепкой бузы ходил из рук в руки.
После пира начались танцы, скачки, борьба и стрельба из винтовок.
Немало молодых джигитов съехалось показать свою удаль.
Алегеко со своим конем в стороне стоял, и никто на него внимания не обращал.
Началась стрельба в цель, и лучшим стрелком оказался Джантемир, племянник князя; он на всем скаку лошади пробивал пулей шапку, повешенную на высоком шесте.
Стал он вызывать желающих состязаться с ним.
Выступил вперед Алегеко.
Джантемир посмотрел на него, на его бедную одежду, чуть-чуть усмехнулся.
– Что же, – сказал он ему, – садись на коня, скачи и стреляй в шапку.
– Нет, – ответил Алегеко, – в шапку попасть не трудно,