слабости. Разве, когда тебе за сорок, уместно носить вещи столь вызывающие?
– Вот, – перчатки она протянула мальчишке. – Примерь.
Руки у того уже были не совсем и детскими, потому перчатки пришлись впору.
– Спасибо.
– Не за что, – Анна коснулась кожи, вплетая простенькое заклятие изоляции. На хозяйственных такое держалось несколько часов, но кожа материал куда более благодатный.
Молоко она налила в кружку. А кружку подвинула мальчишке.
Тот, наклонившись, понюхал. И по всему было видно, что он мучительно борется с искушением, но опасается, что перчатки не помогут. Да и не в одних перчатках дело.
– Погоди.
Как соломинки для коктейля оказались на ее кухне, Анна не помнила. Но вот, поди ж ты, пригодились.
Мальчишка пил. И ел. Жадно, но в то же время аккуратно, время от времени бросая на Анну настороженные взгляды, будто ожидая от нее… чего? Она не знала. Она присела на табурет, отметив, что боль не то чтобы вовсе исчезла, скорее стала далекой, призрачной, как в самые лучшие дни. И наверняка за это стоило бы поблагодарить соседа.
Миклош со вздохом отставил пустой стакан и задумчиво поглядел на коробку с печеньем, явно раздумывая, стоит ли сунуть пару штук в карман или все же это не совсем удобно.
– Возьми, – Анна указала на печенье. – Друзей угостишь.
– Мастер…
– Скажи, что это благодарность.
Она тронула нитку и вдруг испугалась, что та слишком уж тонка. Анна не знала, как надолго хватит амулета, но было бы крайне глупо потерять его.
– Спасибо! – мальчишка не заставил себя уговаривать. – А вы… вы хорошая. Жаль, что помрете скоро.
– Мне тоже.
Анна нашла в себе силы улыбнуться.
По ограде бежали искры, порой они почти исчезали, а порой разрастались, сплетаясь в темные нити пламени. И тогда воздух над оградой начинал дрожать.
– И как? – Земляной вытер руки о грязный фартук.
– Никак, – мрачно ответил Глеб. – Семь ловушек, из них четыре – стихийные… счастье, что никого не задело.
Пламя выравнивалось, рассыпалось искрами, а те входили в контур, подпитывая его силой.
– И я не говорю о проклятьях…
– А что, и проклятья были?
– Пока нет. Но ты же знаешь… – Глеб вздохнул.
Земляной тоже вздохнул и, стащив перчатки, пожаловался:
– И погостов нормальных тоже нет. Все приличные, мрамор там, цветочки. Почему-то мне кажется, нас не поймут, если мы туда сунемся.
Это точно, не поймут. Обыкновенные люди к тем, кто отмечен тьмой, относились с изрядною опаской. И если простых темных еще были готовы терпеть, как Глеб подозревал, исключительно из страха, то этот же страх перед мастерами Смерти заставлял людей действовать.
Как скоро в городке поймут, кто к ним пожаловал? И для чего?
Соседка вот поняла, но не испугалась. Страх Глеб чувствовал, особенно у таких вот обреченных, подошедших к запретной границе вплотную.
Странно.
И проклятье на ней тоже странное, рваное, но в то же время сильное. Взглянуть