на берег, под сень деревьев. Мужики уже собирались вернуться к ругани, когда обнаружили, что под деревом они не одни – птица, оказавшаяся гигантским вороном, уселась на нижний сук и с каким-то совершенно человеческим любопытством в блестящих глазах смотрела на горе-рыбарей.
В приметах что северной, что южной деревни таких подобных птиц не встречалось отродясь, а ворон, в свою очередь, не спешил ни проклинать их человеческим голосом, ни предвещать судьбу, ни даже просто улетать куда подальше – так и сидел, нахохлившись, но не выпуская парочку из виду. Лишь когда старший собрался было отойти от дерева подальше, ворон каркнул – один раз, отрывисто, но этого хватило, чтобы рыбак попятился и уселся у корней. После подобного никто из людей не собирался дразнить судьбу ещё раз, и до рассвета они просидели почти неподвижно – даже костёр не разводя, лишь сильнее кутаясь в плащи. Только когда первые лучи солнца начали перекрашивать ландшафт, птица каркнула ещё раз, прежде чем подняться и полететь куда-то вглубь островов.
– Дурная примета, – На этот раз единодушны были оба, едва ли не впервые за добрые двадцать лет своей дружбы. Море, словно соглашаясь, разбило о берег одинокую волну и успокоилось, никого этим, конечно, не проведя. Оно затаилось, выжидало; и не сговариваясь оба рыбака решили молчать в деревнях о том странном, кроме птицы, что им довелось повидать за этот день и этот вечер: в следующий раз море могло их так легко и не отпустить.
Identification
Одинокая фигура, закутанная в плащ, осторожно кралась по коридорам. Единственными источниками света служили фонарь в руках путника и мерцающие во тьме скопления не то грибов, не то кристаллов – но тепла не давали ни те, ни другие, и даже фонарь с большим трудом боролся что с мраком, что с пробирающим до костей холодом. Соблазн остановиться, развести костёр и погреться немного, был велик, но пока Камаледдин с ним боролся: холод был неприятен, но не более того, а вот какие твари обитали в этих катакомбах и могли выйти на тепло и свет – это ему проверять не очень-то хотелось. Изогнутый клинок на поясе внушал некоторое ощущение безопасности, но житель пустыни знал немало тварей, для которых честная сталь, даже стоящая немалых денег, была не опасней, чем стебель тростника. Магия была могущественнее, но собственная была ему недоступна, заёмная же служила оружием последнего шанса; да и оставалось в кошеле на поясе Камаледдина лишь три небольших кристалла, два из которых были отложены для цели его путешествия.
Путешествие длилось уже третий день: прямо над катакомбами раскинулся город, но эти туннели были настолько запутаны, что чужестранец даже не рассматривал вариант выбираться на поверхность и продолжать с той точки, где он остановился: до парада светил оставалось всего ничего, и хотя видеть его из-под земли Камаледдин не мог никак, для его цели он был совершенно необходим. К счастью, промахнуться по времени ему бы не дали те же самые кристаллы,