противником.
Есть и такие, которые дерутся ради власти и богатых трофеев.
Но герцог Ламонт, в самых темных уголках Лондона известный как Темпл, дрался ради покоя.
Он дрался ради минуты, когда не остается ничего, кроме мышц и костей, движения и силы, ловкости и ложных ударов. Ради того, как животные инстинкты отрезают внешний мир, заглушают рев толпы и воспоминания, оставляя только дыхание и собственную мощь.
Он дрался, потому что все эти двенадцать лет только на ринге познавал правду о себе и о мире.
Физическая сила чиста. Все остальное – запятнано. И осознание этого делало его лучше.
Непобежденный никем в Лондоне (а многие бились об заклад, что и в Европе), именно Темпл, обмотав костяшки пальцев полосками ткани, каждый вечер стоял на ринге, и его едва зажившие раны готовы были снова кровоточить. Там, на ринге, он смотрел в лицо своим противникам (каждый вечер новому), и каждый из них верил, что сможет взять над Темплом верх.
Каждый считал, что он-то и есть тот человек, который побьет великого и непобедимого Темпла, заставит его рухнуть на пол самого большого помещения в самом престижном игорном доме Лондона.
Могучее притяжение «Падшего ангела» основывалось на десятках тысячах фунтов, что проигрывались здесь ежевечерне, а также – на пороках и грехах, взывавших к Мейфэру на закате солнца, взывавших к мужчинам, титулованным и богатым, к тем из них, кто имел слабость к стуку костей, шелесту карт на зеленом сукне и к вращению колеса рулетки.
А когда они теряли все в сверкающих великолепных комнатах наверху, последним их прибежищем становилось помещение, скрывавшееся внизу. Ринг. Преисподняя, где правил Темпл.
Основатели «Ангела» создали единственный путь спасения для этих людей. Путь для тех, кто, проиграв свое состояние в казино, мог вновь его обрести. Подравшись с Темплом и победив, но, разумеется, ничего подобного никогда не случалось. Темпл дрался двенадцать лет – сначала, чтобы выжить в темных переулках, заполненных темными личностями, а затем – в паршивых клубах ради денег, власти и влияния.
Он дрался ради всего того, что было ему обещано.
Всего того, для чего он родился.
«Всего того, что я утратил за одну-единственную незабываемую ночь», – так говорил он себе.
Эта мысль прокралась в ритм боя, и на какой-то миг тело его тяжело обмякло, а противник (в половину роста Темпла и в треть его силы) нанес ему удар в челюсть, мощный и удачный. Зубы Темпла лязгнули, а из глаз посыпались искры. От неожиданности он отлетел назад; боль и злость мгновенно вытеснили дурацкую мысль, стоило ему наткнуться на торжествующий взгляд своего безымянного противника.
Нет, не безымянного. Разумеется, у него было имя, но Темпл редко называл их по именам. Люди для него являлись всего лишь средством для достижения цели.
Как и он для них.
Секунду спустя он восстановил равновесие, сделал ложный выпад влево, затем вправо, прекрасно зная, что руки у него на пол фута длиннее, чем у соперника, и чувствуя, что тот уже окончательно выдохся.
Но этому человеку было за что сражаться: сорок тысяч